Мы опять сидели молча.

— Пап?

— Да?

— Как тебе удается справляться… со всем этим?

— Сам не знаю.

Он поднял голову.

— Я люблю тебя, сын.

— Я тебя тоже.

Через несколько минут отец ушел к себе, а я тяжело вздохнул и заплакал.

Дождь продолжался и утром. Я принял душ, побрился, оделся, и все это — на автопилоте. Глядя на себя в зеркало, сказал:

— Бог тебя ненавидит.

Это было единственным объяснением хода моей жизни. Я любил двух женщин, и обеих Бог у меня отнял. Бог меня ненавидел. Наши с ним чувства были взаимными.

Без четверти одиннадцать мы с отцом поехали в похоронное бюро. За час до начала церемонии гроб выставили для прощания. Я стоял возле открытого гроба, рядом с неподвижным телом женщины, которую любил. Мне казалось, что когда-то я уже это переживал. Когда крышку гроба закрывали, от душевных терзаний мне хотелось кричать. Я хотел влезть внутрь и лечь вместе с ней.

Траурная церемония была простой.

— Приятная, — отозвался о церемонии кто-то.

Сначала выступил работник похоронного бюро, затем приглашенный ими пастор. Оба были немногословны. Я не помню, о чем они говорили. Мой разум находился как в тумане. Что-то о вечной природе человека. Вскоре Глория, мачеха Маккейл, спела гимн «Сколь Ты велик». После нее несколько слов произнес отец Маккейл. Точнее, попытался произнести, поскольку его траурная речь состояла в основном из рыданий. Пастор прочел молитву, и распорядитель похоронного заведения подал знак выносить гроб из зала.

Гроб выносили отец Маккейл, четверо его друзей и мой отец. Они донесли гроб до катафалка, поставили и разошлись по своим машинам. Ехать было недалеко — около полумили. Там все шестеро снова взялись за ручки носилок и понесли гроб к приготовленной могиле.

Опустив гроб рядом с могилой, шестеро мужчин отцепили со своих костюмов траурные бутоньерки и положили на крышку. Ко мне подошел Сэм.

— Я носил ее на руках, когда она была маленькой. Никакому отцу не пожелаю такого.

Могила Маккейл находилась почти в центре кладбища, окруженная старыми захоронениями. Над близкими покойной служители похоронного бюро растянули парусиновый навес, защищавший от дождя. Остальные участники похоронной процессии торопливо раскрыли зонтики. А дождь все лил и лил. Под конец похорон он превратился в настоящий ливень, и присутствующие с явным облегчением заторопились к своим машинам.

Уже в конце похорон, когда все расходились, ко мне медленно приблизилась пожилая женщина. Я был уверен, что прежде не встречал ее, хотя черты лица показались мне знакомыми. Вид у женщины был отрешенный, а глаза покраснели и распухли от слез.

— Я — Памела, — сказала женщина.

— Простите, мы знакомы? — спросил я.

— Я — мать Маккейл.

Я недоуменно заморгал.

— Но у Маккейл не было…

И вдруг я понял. Я всегда думал о матери Маккейл как об умершей. И то, что сейчас она, живая, стояла передо мной, напомнило мне обо всех горестных мгновениях, пережитых ее дочерью с самого момента нашего знакомства. Горе уступило место едва сдерживаемой злости. Зачем она здесь?

— Что вам угодно? — сухо произнес я.

— Я постоянно твердила себе, что однажды встречусь с Маккейл и все ей объясню… Этот день так и не настал.

— Вечное завтра, — угрюмо пробормотал я.

— Простите, вы о чем?

Я почесал нос, чтобы не сказать резкость.

— А вы хоть представляете, сколько страданий причинили ей?

Чувствовалось, мои слова сильно ударили по ней.

— Простите, — прошептала она.

Я взглянул в ее усталое, морщинистое лицо.

— Вы упустили все шансы. Ваша дочь была удивительным человеком. Как бы я ни скорбел о своей потере, еще больше я скорблю о вашей.

Ее глаза наполнились слезами. Больше мы не сказали ни слова. Мать Маккейл повернулась и побрела к выходу.

Через несколько минут ко мне подошел Сэм.

— Ты видел Памелу? — спросил он.

Я кивнул. Сэм обнял меня.

— Знаешь, как Маккейл тебя любила? Ты был ее миром.

— А она была моим, — ответил я, и мы оба заплакали.

— Не забывай нас. — Подошедшая Глория взяла Сэма под руку. — Алан, если тебе что-нибудь понадобится…

— Спасибо.

Они двинулись вниз по склону к своей машине.

Ко мне приблизился отец, держа в руке раскрытый зонт.

— Сын, ты готов?

Я покачал головой.

— Не могу оставить ее.

Отец понимающе кивнул.

— Меня подвезет Текс.

Он предложил мне свой зонт, но я отказался. Тогда отец похлопал меня по плечу и отошел.