Шрифт:
С усилием она высвободилась из объятий Джерри и выпрямилась, глубоко переводя дух.
— Это невозможно, Джерри… Нам надо взять себя в руки… Такой чудный день… Не будем его портить.
Он бессвязно молил ее о чем-то, пытаясь снова обнять ее. Но Зельда уже овладела собой.
— Зельда, Зельда! Я люблю вас, не будьте жестоки… Я готов целовать землю, по которой вы ходите… О солнышко, не бросайте меня… Другой такой нет во всем мире… Зельда…
— Будет вам, Джерри. Или вы хотите стать мне противным? Пора домой…
Ей ярко представился этот «дом»: неряшливая комната, большое неподвижное тело на кровати.
— О Зельда, вы не можете уйти теперь, оставить меня сейчас! Отчего вы не хотите закончить вместе этот изумительный день?..
— Не глупите, Джерри. Вы отлично знаете, чем это может кончиться.
— Знаю, да… Но отчего же нет? Отчего нет? Я влюблен в вас. Вы — в меня.
— Мы бы оба пожалели потом…
— Никогда!
— Ну, а я бы пожалела…
— Но отчего? Кому от этого вред? Кто будет знать?
Мольбы, уговоры продолжались. Зельда стояла у его колен, он обхватил руками ее талию и не пускал. Она откинула со лба его светлые кудри, заглянула в молящие голубые глаза, словно мысленно оценивая своего спутника… Да, она может увлечь этого молодого человека, если захочет; может опутать его жизнь так, что он никогда не освободится от этих пут, и сто тысяч, которыми он хвастался, а потом и отцовские миллионы будут принадлежать ей. Да, она может иметь свой собственный домик, на склоне Тэмплпайса, садик, — в общем, все, что пожелает. А если вздумает снова пойти на сцену, то Джерри станет ей солидной поддержкой, обеспечит ей успех. Не то, чтобы она рассчитывала на продолжительность его увлечения, — но она знала, что, скомпрометировав Джерри в обществе, она сумеет заставить его жениться, когда Джордж будет устранен с дороги. Многие женщины в Калифорнии именно таким способом приобрели себе мужей и состояние и теперь приняты в лучшем обществе Сан-Франциско. Она когда-то слышала, как об этом толковали дядя и тетка. Да и все об этом говорят. Да, стоит ей сказать слово — и она обеспечена до конца своих дней. Конец заботам, волнениям, лишениям.
Она наклонилась и поцеловала Джерри в лоб коротким холодным поцелуем, потом высвободилась, стала собирать сумочку, шляпу, перчатки.
— Я пойду в дамскую комнату, поправлю волосы, Джерри, а потом мы поедем.
— Зельда, вы — злая, эгоистичная женщина! Скверная женщина!
— Не такая уж скверная. Могла оказаться хуже, — бросила она легким тоном, уходя.
Джерри довез ее до дверей гостиницы, и, остановив автомобиль, удержал на минутку быстрой речью и сверкающим, жадным взглядом.
— Когда же я опять увижу вас, солнышко? Завтра? Завтра днем, хорошо? О милая, скажите «да»! Я покажу вам еще одно новое местечко. Это — итальянская вилла, интересный старый уголок, совершенно как в Сорренто или Амальфи. Завтра, да? Я позвоню вам в час или чуточку позже. О Зельда, солнышко, я, кажется, счастливейший в мире человек — и вместе с тем несчастнейший! Вы начинаете привязываться ко мне — и я добьюсь, что полюбите, увидите!
— Джерри, вы — настоящий сумасброд! Да дайте же мне выйти!
— Так завтра?
— Не знаю, посмотрим. Это «завтра» меня пугает. Может быть, проснувшись утром, я решу никогда больше не встречаться с вами.
— К чему вы это говорите! Вы отлично знаете, что не сделаете этого.
— А вдруг сделаю…
— И слушать не хочу!.. Так я позвоню…
— До свиданья. Спасибо за чудную прогулку.
— Как бы мне хотелось поцеловать вас!
Она выскочила из автомобиля, кивнула Джерри и вошла в отель. Когда тень от дверей упала на нее, на душу надвинулось чувство виноватости. Джордж — наверху, может быть, еще больной… или неужели он снова на скачках? Отвращение и скука овладели ею при мысли о повторении вчерашнего. А рядом с этим мелькнуло в памяти разгоряченное, молящее лицо Джерри, белокурая голова, голубые глаза… Нет, надо кончать! Довольно с нее Джерри Пэйджа! Джордж поможет ей стряхнуть с себя это…
С такими мыслями она поднялась в лифте, пересекла коридор… Дверь их комнаты была на замке, но ключ Зельды не вошел в скважину. Очевидно, изнутри торчит другой ключ. Джордж спит. Она тихонько окликнула его. Вдруг острый запах сжал ей сердце. Она зажгла свет и сильно нажала кнопку звонка у лифта.
Минуты сводящего с ума ожидания. Наконец, появились люди. Позванный снизу слесарь стал открывать дверь отмычкой. Келли, полицейский, и О'Шофнесси, младший конторщик, стояли подле Зельды, прислонившейся к стене с судорожно сжатыми руками… Слава богу, дверь распахнулась! Джордж в своем ветхом халате лежал на постели, с запрокинутой головой, растрепанными волосами, с белым, как мел, лицом. Как страшно тихо он лежал! Келли нагнулся над ним.
— Дышит ровно!
Пытаясь приподнять его, он задел и сбросил на пол пустую бутылочку.
— Ага! — воскликнул он, поднимая ее и глядя на ярлычок. Это были «сонные капли».
— Не бойтесь. Он не умер. Может быть, еще удастся спасти. Бегите за доктором Томпсоном, живо!
Служащие отеля тревожно засуетились. Какие-то растерзанные женщины в халатах входили, выбегали, толкались в коридоре. Появился врач с черным чемоданчиком в руке.
Взгляд на распростертое тело, на пустую бутылочку. Ухо — к обнаженной груди.