На экране серое боролось с еще более серым. Микрофильм образца бурных восьмидесятых: слева, справа – полный туман. Резкость регулировалась, но помогало слабо. Аршинные буквы «П» «О» «Л» «У» – и далее по тексту – читались прилично. Но слепой шрифт четвертой страницы расплывался последним апрельским снегом.

«Куплю…», «Куплю…», «Куплю…». Целый столбец с половиной. Столько же «Продам». «Утеряно» – чуть меньше, «Ищу спутника для поездки за границу» – всего три. Экскурсии… Экскурсии?! Сергей помотал головой, вгляделся. Как это понимать? Гражданская война в разгаре, скоро падет Курск, а предки в Святогорский монастырь ездят? С завтраком и фотографированием «на фоне красот Северского Донца».

«Красотъ…»

«Пропала собака…», «Пропала собака…», «Убежала…». Кошка? Жена? Нет, тоже собака. «Сниму…», «Мастер восточного массажа». «Адвокатъ», «Изкусный адвокатъ»…

«Крысоморъ»! О боже!

Сергей потер ладонью уставшие глаза. Смотрим дальше!

Следующий номер читался лучше. Буквы бодрее, серости меньше. «Куплю…», «Куплю…», «Продам…». Восточный массаж и красоты Донца. Кошки, собаки, адвокаты, боны… Нет, бонны!

«Рыжему парню с площади».

Средний столбец. Середина. Три короткие строчки. Текст расплывался, исчезал, тонул в нахлынувшем тумане.

Все-таки прочитал.

Перевел.

Подозвал сотрудницу, отчитался о состоянии аппарата-ветерана.

Микрофильм отдал, поблагодарил.

Сонеты нашлись в соседнем зале, на полке у входа. Затрепанное издание-билингва. Слева Шекспир, справа Маршак:

Сергей понял, что напрасно заканчивал лицей с английским уклоном. Ладно, пусть будет Маршак! «Как тот актер, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли…»

Нет, не книга. Instead of "Book" with a "Memory". Память! Память…

Валентин-Валюха, в душе – художник-концептуалист, по жизни же – халтурщик широкого профиля, отхлебнул из бутылки пива: теплого, противного. Вытер платком вспотевшую лысину, недобрым словом помянул бородача-приятеля. Заодно и себя самого выбранил. Дернуло же показать этому барину новую, да еще и незаконченную работу!

…Не работу, конечно. Халтуру! То-то зазнайка кривился, нос воротил. Вслух, конечно, одобрил. Восхитился через губу! Но тридцать лет знакомства – не шутка, пустыми словами друг друга не обмануть.

Валентин отошел на шаг, к выходу из гаража. Бородатый творил в кирпичном, с отоплением, на долю лысого выпала ржавая «ракушка» с протекающим потолком. В дождь не поработаешь, про зиму и говорить нечего. Электричество грозятся отрезать за долги. Соседи в милицию пишут: мол, наркоту в гараже бодяжит.

Приоткрыв ворота, он впустил солнечный свет. Да, не Джозеф Кошут, не Роберт Раушенберг. Не Клейн и даже не Ванесса Бикрофт с ее мальчиками в розовых трико.

Но ведь хорошо!

Валентин снял с полки пачку фотографий, всмотрелся, цокнул языком. Мебель, говорите? Пусть будет мебель. А вы сделайте так, чтобы сантиметр в сантиметр, рисунок в рисунок. Тут не детали важны, не мелочи, которые приходится выверять чуть ли не с микроскопом.

Образ!

Он прищурился, представил, как все это будет выглядеть в нужном антураже, и мрачно хмыкнул. Окна! Кнао-кнао-кнао! Жаль, на публику не выставить, в договоре на этот счет особый пункт прописан. Тут бы и Ванесса Бикрофт, и Сол ЛеВитт, будь он жив, паразит, иззавидовались бы, горькой слюной изошли!

Окна! Ха!

Валентин повел плечами, помассировал шею. Пора за дело. И срок подходит, и заказчик нервный, хуже бабы. А все-таки неплохо! Да что там – неплохо. Отлично!

Пиво в бутылке показалось свежим и холодным.

Продолжим!

Камень падать не спешил.

Завис над крышами – огромный, круглый, в сколах и трещинах. Вершина срезана, по поясу-диаметру – ожерелье глубоких вмятин. Парил, грел бока под сентябрьским солнцем. Тучи, с утра ползущие над городом, ушли. Распогодилось. Самое время накопить тепла на зиму!