Нора приподняла бедра ему навстречу, почувствовала тупой нажим и поняла, что он вошел в нее. Сначала возникла острая боль, которая тут же перешла в сладкое жжение, а потом, когда Эдриан начал двигаться, осталась одна только сладость.

Руки Норы скользнули на его ягодицы, словно подстегивая в этой гонке. Она подставила ему шею, а сама впилась в его кожу ногтями, как будто подсказывая, что нужно делать. Эдриан слегка укусил ее шею и вернулся к губам. Неутоленная жажда в ней разгоралась, бедра вздымались и падали вместе с Эдрианом. Казалось, ее страсть превосходит его страсть. В какой-то сумасшедший момент она захотела повернуть его так, чтобы самой оказаться сверху и сменить медленный, поступательный ритм на более резкий и быстрый. Но Эдриан поймал ее кисти и завел руки ей за голову, пригвоздив к месту, и продолжил свои неутомимые броски.

Нора открыла глаза и увидела перед собой его лицо, превратившееся в суровую маску. Он наклонился к ее губам, но она укусила его за нижнюю губу. Эдриан ответил ей яростным поцелуем. Его сдержанность наконец дала трещину. Броски начали ускоряться. Разрядка близилась. И вот наступил взрыв. Нора обвила тело Эдриана руками и ногами. Из ее глаз брызнули слезы. Их бедра столкнулись в последнем броске, Эдриан содрогнулся и упал на нее без сил. Его рука выпустила кисти Норы, скользнула вниз и погладила ее по щеке.

Эдриан скатился на бок, обхватил Нору за талию и увлек ее за собой. Губы касались ее уха, плеча, с интересом обследовали ключицу.

Нора не могла унять дрожь. Эдриан гладил ее по спине, как будто хотел успокоить, потом положил ладонь ей на затылок, крепко его обхватил, прижал ее ноги бедром и приказал:

— Спи. Ты устала.

Нора и думать не могла о сне и усталости. Тело еще вздрагивало от сладких судорог. Пальцы бродили по мощному бедру Эдриана, цеплялись за волоски, гладили широкую грудь — всего этого было достаточно, чтобы не дать угаснуть эху наслаждения.

Пламя в ее крови не погасло. Пусть полыхает, у него еще будет свежая пища.

«Боже мой, — думала Нора, — что я наделала?»

Эдриан имел обыкновение вставать до рассвета, а сегодня у него была для этого особая причина. Он приказал своим людям оставить ему удовольствие лично выдворить Космо Колвилла из дома.

Но, хотя он открыл глаза еще до того, как первые лучи солнца проникли в комнату, перспектива беседы с разочарованным Космо Колвиллом его больше не соблазняла. Сегодня рядом с ним, положив легкую руку ему на грудь, нежилось в предрассветных снах настоящее чудо.

Нора крепко спала. Маленькая ладошка расслабленно лежала у него на груди. Эдриан накрыл ее рукой и стиснул сильнее, когда почувствовал, насколько холод, царящий в комнате, остудил ее кожу. Пальчики у нее были тонкие, но не мягкие. Огрубевшая кожа вокруг ногтей могла рассказать, как быстро она забыла изнеженные обычаи королевского двора. Ее тело под стеганым покрывалом щедро дарило этому покрову свою красоту, украшая его изгибами и холмами скрытой под ним плоти.

Прошлая ночь его поразила. Благодать, которой он не смог ощутить в часовне, пришла к нему на этой кровати. Он сам себе удивился, когда, увидев обнаженную Нору, на мгновение пришел в замешательство. Ему было страшно даже прикоснуться к ней. Вдруг все темное и постыдное, что скопилось в его костях и на коже, осквернит ее?

Но Эдриан был просто мужчиной, а не святым. И даже благодать не могла долго сдерживать его многолетний голод. Желание обладать ею было таким яростным, что только сияющий взгляд Норы удерживал Эдриана от полного сумасшествия. Он не раздавил ее своим напором, обуздал дикую силу, не поранил и не поцарапал. И сейчас она крепко спала, синяки и ссадины от его объятий не нарушили чистоту ее кожи.

Эдриан долго смотрел на Нору, с каждым мгновением находя новые поводы для восхищения — оттенки цветов в ее волосах, от черноты ночи до вечернего полумрака, голубоватый рисунок вен под тонкой и бледной кожей. Он чувствовал себя как Саул, с глаз которого упала пелена. Мир вновь открылся перед ним во всей своей красоте. Он как будто снова обрел зрение. Кисти рук Норы были тонкими, как ветки на молодом деревце. Изгиб руки мог бы показать птицам в полете, что такое настоящая грация. Но ее голень, лежащая у него на ноге, имела вес, а роскошное бедро будило желание.

В его сердце вдруг проник страх. Он возник почти незаметно, проявившись легким ознобом в затылке, потом распространился, превращаясь по пути в острый пугающий холод, от которого захватывало дух.

Нора права. Он обидел ее, силой вынудив выйти за него замуж. Известно ли ей, как легко она может наказать его за это? Она держала в своих тонких маленьких ручках все его будущее и одним движением могла его погубить.

Разумный человек — а он всегда считал себя именно таким — и пальцем бы до нее не дотронулся, не позволил бы взять над ним такую власть. Она его жена, и что бы она ни делала, отвечать будет он. Ее измену сочтут его изменой. Ее ошибки способны уничтожить его состояние, семью, все, что он построил и что охранял.

Но с ней он не мог быть разумным человеком, а значит, источник страха был не в этом.

Эдриан сам сказал Норе, что способен терпеть ее ненависть, лишь бы она была в безопасности. Однако сейчас он вдруг понял, что ее отношение к нему бесценно. Если вчера он упустил шанс вернуть ее любовь, если она никогда не найдет в себе сил простить его, если ему достанется лишь ее ненависть...

И все же она будет в безопасности. А потому он ни о чем не жалеет. Что касается его самого, то без ее любви он не сможет жить, он погибнет.