Стихотворения (1970–1980)
вернуться

Друнина Юлия Владимировна
Шрифт:

ЭПИЛОГ

Уже смягчили боль десятилетья, Лишь на Басманной так же плачет мать. Шумят за окнами чужие дети. Фронтовики приходят помолчать. Еще доски мемориальной нету… И все ж, пробившись через толщу лет, Вдруг вспыхнуло звездою имя это И в душах яркий прочертило след. А я бессонной вспоминаю ночью, Что мы встречались — и не раз, не пять. Когда бы знала я тогда!.. Но, впрочем, Что я тогда могла о Кларе знать?

1974

АДЖИМУШКАЙ

Героическим защитникам подземной крепости

СВЕТЛЯЧКИ

Вначале, случалось, пели, Шалили, во тьме мелькая, Вы, звездочки подземелий, Гавроши Аджимушкая, Вы, красные дьяволята, Вы, боль и надежда старших… И верили дети свято, Что скоро вернутся наши. — В каком же ты классе? — В пятом. Мне скоро уже двенадцать! — …При этих мальцах солдату Отчаянью можно ль сдаться? Да, стали вы светлячками Подземного гарнизона. …Мрак. Жажда. Холодный камень. Обвалы. Проклятья. Стоны. И меньше живых, чем мертвых, Осталось уже в забоях… «Эх, если бы возле порта Послышался грохот боя! Мы наших сумели б встретить, Ударили б в спину фрицам!» Об этом мечтали дети, Еще о глотке водицы, О черном кусочке хлеба, О синем кусочке неба. Спасти их мы не успели… Но слушайте сами, сами: Наполнены подземелья Их слабыми голосами. Мелькают они по штольням Чуть видными светлячками. И кажется, что от боли Бесстрастные плачут камни…

«КИПИТ НАШ РАЗУМ ВОЗМУЩЕННЫЙ…»

Что разум? Здесь любой бессилен разум… Жил, как всегда, подземный гарнизон. И вдруг тревога, крики: — Газы! Газы! — И первый вопль, последний стон. Еще такого не было на свете — Забыть, забыть бы сердцу поскорей. Как задыхались маленькие дети, За мертвых уцепившись матерей… Но не слабела яростная вера И разум возмущенный закипал — Уже хрипя, четыре офицера, Обнявшись, пели «Интернационал». Полз газ. И раненые сбились тесно, И сестры не могли спасти им жизнь. Но повторял радист открытым текстом: — Всем! Всем! Аджимушкайцы не сдались!

КАМЕННОЕ НЕБО

Землянин этот Был рожден для неба, В курносом мальчике Икара кровь текла. Страсть к высоте! — Неизлечимый недуг, Два дерзких, К солнцу рвущихся крыла. Аэроклуб. Вторая мировая. Под Керчью сбили — Прыгал, как в бреду. Потом в подземный ад Аджимушкая Ушел, отстреливаясь На ходу. И потянулась то ли быль, То ль небыль. Шли дни, а может, И столетья шли. Над ним сомкнулось Каменное небо, Икар стал вечным пленником Земли. Но в смертный час, В последнюю минуту, Он так Свои худые руки сжал, Так вывернул, Уверенно и круто, Как будто в них, И вправду, был штурвал…

ФЛАГ

…И когда остались единицы (Пусть уже скорее душ, чем тел), Сладкий женский голос хитрой птицей Вдруг над катакомбами взлетел: — Русские! Мы вашу храбрость ценим, Вы отчизны верные сыны, Но к чему теперь сопротивленье? Все равно же вы обречены. Лишней крови проливать не нужно, Сдайтесь, сделайте разумный шаг. В знак, что вами сложено оружье, Выставить должны вы белый флаг. — Обещало пение сирены Людям жизнь, залитый солнцем мир… Почему нащупывает вены На худых запястьях командир? Почему вокруг он взглядом шарит, Странным взглядом воспаленных глаз? — Отыщите в лазарете марлю, Слушайте последний мой приказ! — Тихо-тихо в катакомбах стало, В ожиданье тоже замер враг… И пополз он к небу — алый-алый, Свежей кровью обагренный стяг.

ЭЛЬТИГЕНСКИЙ ДЕСАНТ

Задрав свои техасы до колен, На кромке пляжа девочки хохочут. Но вижу я курортной этой ночью Здесь «Огненную землю» — Эльтиген. И снова слышу: «На прорыв, к Керчи!» …А как же с теми, кто не может — ранен?.. (Пришел за ними тендер из Тамани, Но был потоплен в дьявольской ночи.) И значит, все: закон войны суров… Десант прорваться должен к Митридату! …Из компасов погибших катеров Сливает спирт девчушка из санбата, Хоть раненым теперь он ни к чему, Хоть в этот час им ничего не надо. В плену бинтов, в земляночную тьму Они глядят настороженным взглядом: Как это будет — стук сапог и «хальт!»?.. (Пробились ли ребята к Митридату?) И, как всегда, спокойна и тиха, Берет сестра последнюю гранату…

ШТУРМ МИТРИДАТА

О горе Митридата Слагали легенды и оды — Усыпальницы, храмы, дворцы, Хороводы владык… Я рассеянно слушаю Бойкого экскурсовода, А в ушах у меня Нарастающий яростный крик. Это грозной «полундрой» Матросов на штурм Митридата Молодой политрук Поднимает опять и опять, Это с хриплым «ура!» К ним бегут на подмогу солдаты Лишь молчат катакомбы — Не могут погибшие встать. Не дождались они… Только мрак да тяжелые своды, Только в каждом углу Притаилась угрюмо война… Я рассеянно слушаю Бойкого экскурсовода, А в ушах у меня Тех святых катакомб тишина.

НА ПЛЯЖЕ

Подтянутый, смуглый, в шрамах, В глазах затаенный смех, Держался на редкость прямо, Казался моложе всех. Казался юнее юных, Хоть стали белеть виски. …Норд-ост завихрял буруны, Норд-ост разметал пески. Смотрел человек на скалы, И смех уходил из глаз — Одна я, быть может, знала, Что он далеко сейчас. На пляже, где для печали, Казалось бы, места нет, Не волны его качали, А память сгоревших лет. В кипящие волны эти Он тело свое бросал Так, словно свежел не ветер — Крепчал пулеметный шквал. Как будто навстречу трассам, С десантниками, впервой Он прыгал опять с баркаса С винтовкой над головой…