— Все это очень забавно, — засмеялась Зося и будто повеселела. — И вообще эти титулы! Глупость какая-то.

— Я того же мнения. — Януш хотел дать понять, что его не задела ее колючая фраза.

Они вошли в лес. Тут было не так жарко. На опушке стояли высокие сосны и ели, высаженные рядами, как в парке, но уже в нескольких десятках метров от них начинались буйные заросли лещины, молодых берез и рябины, устремлялись к небу старые дубы и липы. Лес был изумителен.

Они шли рядом. На этой лесной дорожке Зося казалась еще ниже ростом, и Януш только сейчас заметил, какая она хрупкая, маленькая, но в то же время спокойная и уверенная в себе. Разговор по-прежнему не клеился.

— И большой этот лес? — спросил Януш.

— Да, огромный. Он тянется на несколько километров и переходит в Пущу Кампиносскую. Отсюда можно проехать лесом и до Сохачева и до Варшавы. Леса эти подступают к самой Висле. Если кому-то нужно скрыться, то здесь отлично…

— Скрыться? Зачем?

— Откуда я знаю? Ну, скажем, бандиты, гверильясы…

— У вас какие-то романтические мысли, — заметил Януш.

— Но ведь мы живем в романтическую эпоху.

Януш вздохнул.

— Романтические эпохи красиво выглядят только в книжках.

— И то правда, — согласилась Зося.

Они уже углубились далеко в лес. В одном месте тропу пересекал довольно глубокий ров. Вдоль него тоже были посажены ели, окаймлявшие темной короной этот ров и небольшую зеленую полянку за ним. Они сделали еще несколько шагов и уселись под елями на мягком мху.

— Какой прекрасный день, — сказал Януш, чтобы хоть как-нибудь прервать молчание.

Зося, отвернувшись от него, разрывала пальцем мох, в зубах она держала длинную травинку. Януш видел ее профиль, на лицо ее легли тени от веток и солнечные пятна. Поверху неожиданно потянуло ветерком, зашелестели ветви. Несколько желтых, как лимон, листьев липы оторвались от родных ветвей и упали на темные еловые заросли. Янушу стало жаль Зосю, ему показалось, что она вот-вот заплачет. Он взял ее за руку.

— Что с вами? — спросил он.

Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Он увидел совсем близко ее бледное лицо. Огромные, расширившиеся зрачки, черные, пушистые, будто наведенные углем брови и лоб, невысокий, белый, красивый. Глаза ее смотрели почти с ненавистью, губы дрожали. Януш наклонился к ней и, обняв за плечи, хотел поцеловать. Но она отодвинулась спокойно и уверенно и, не отводя глаз, медленно произнесла:

— Не думаете ли вы, граф, что купили и меня вместе с имением?

У Януша опустились руки. Он отодвинулся и стал смотреть в лес. Но чувствовал, что девушка не спускает с него глаз.

— Вы недобрая, — сказал он.

Зося как-то странно рассмеялась.

— Да, — сказала она, — может быть…

Они отправились в обратный путь.

— Шушкевич, наверное, в отчаянии, что нас так долго нет, — сказал Януш, когда они пересекали ржаное поле, направляясь к саду.

— Неужели он не привык к вашим странностям? — спросила Зося.

— У меня странности? — этот вопрос Януш задал, пожалуй, самому себе.

Шушкевич и в самом деле бежал им навстречу по садовой аллейке.

— Что с вами? — закричал он. — Куда вы пропали? Пан Згожельский успел показать мне все хозяйство. Оно в образцовом порядке.

— Тем лучше, — пробурчал Януш. — Можно возвращаться в Варшаву.

Однажды Спыхала, как обычно, позвонил в дверь особняка на Брацкой и, когда Станислав открыл, попросил доложить о себе княгине Марии. Станислав проводил его на второй этаж, в маленькую гостиную, прилегавшую к спальне Билинской. Минуту спустя дверь открылась, но вместо Марии к Казимежу вышла старая княгиня Анна.

Спыхала видел ее только однажды, да и то мимоходом. Сейчас, в длинном светлом платье, с белыми, искусно уложенными волосами, с тростью в руке, она показалась ему необычайно высокой и чем-то напоминала весталку. Княгиня очень приветливо поздоровалась с ним.

— Мария сейчас выйдет, вам придется немного подождать. И если вас не тяготит общество старухи, мы подождем ее вместе.

За полтора года службы в министерстве иностранных дел Казимеж успел приобрести хорошие манеры. Он не носил теперь здоровенных тяжелых сапог и в ответ на слова старой княгини довольно элегантно шаркнул ногой, сгибаясь в поклоне.

— Прошу вас, садитесь. Что нового в политике?

Спыхала неопределенно развел руками.

— Вам бесспорно известно, княгиня, с чем Грабский{57} вернулся в Спа?

Старуха пожала плечами.

— Вам все представляется в ложном свете, — сказала она. — Наш главный враг — это немцы.

Княгиня вынула черепаховый портсигар и закурила. Огонь ей подал Казимеж.

— Но немцы разбиты, — робко заметил он.

— Разбиты? Немцы? Вы их плохо знаете. А я их вижу насквозь. Вилли сбежал?{58} Чепуха! Вильгельм всегда был слюнтяй, мы знакомы с ним с детства. После принятия закона об отчуждении{59} я отказала ему от дома. Представьте себе: камердинер ответил, что княгиня не принимает. И вместо того, чтобы отдать приказ о моей высылке за границу, он прислал мне назавтра букет роз… Слюнтяй! Там действовали иные силы, а они-то не разбиты…