– Сань, я так попал, - извиняющимся жестом Фара сложил на груди руки.
– И тебе будет плохо...

– Фара, давай потом, не здесь, да?..
– остановил его Саша.
– Я суть дела понял.

– Как ты догадался?
– почти с восхищением расширил глаза Фархад.

– Птица Говорун отличается умом и сообразительностью, - с чувством законной гордости подмигнул Саша.

– Ну, а Красная Шапочка говорит, - неунывающий Пчела травил бородатый анекдот, - бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие уши? Сань, посмотри, - без паузы и с той же интонацией продолжил он, - вон того в красном пиджаке не узнаешь?

В противоположном углу камеры на нарах пристроилась весьма колоритная троица. Лысый бугай карикатурно "новорусского" вида. Латиноамериканского типа красавчик с четким пробором. И третий - с большими залысинами и бегающими глазками, тот самый - в красном пиджаке...

* * *

– Не дергайтесь, утром отпустят, - слишком уверенно, словно стараясь самого себя убедить в собственной правоте, вещал тот, что в пиджаке.

И Каверин, а это был именно он, повел носом, словно охотничий пес, взявший след. Враг был совсем рядом, и сначала матерый опер учуял его запах, а уж после, тотчас же, впрочем, и увидел - Белов со своей свитой сидел близко. Слишком близко. Каверин скрипнул зубами. И, стараясь оставаться спокойным, объяснил бугаю:

– Сегодня всех метут, кто попадется.

– А кто дергается?.. Только ты один, Володенька, и дергаешься. А нам-то, пацанам, чего?
– развязно и несколько свысока "пригасил" его лысый...

* * *

Белый внимательно проследил за направлением Пчелиного взгляда и зафиксировал "картинку":

– Кто такие?

– Чего, Космос, не узнаешь?
– разминая сигарету, скривился в улыбке Пчела.

– Морда вроде знакомая...
– сложный мыслительный процесс отразился на Космосовой физиономии.
– Из мафии?
– предположил он не слишком уверенно. Эта хитрая рожа с рыскающими глазками и высокими залысинами была ему, кажется, знакома. Наверняка мудила тот еще.

– Да с чего! Околоплавающий какой-то...
– определил Фил.
– Подожди. Он сощурил глаза, пристально вглядываясь.
– Может, из люберецких?

– Точно, Мухин родственник!
– врубился Белый.
– Но он же мент!
– резко вскинулся он.
– В чем дело?
– вопрос его прозвучал раздраженно и очень по-деловому: типа, почему непорядок?

– Да, счас, мент!
– заулыбался Пчела.
– У него частное охранное агентство. Кстати.
– И Пчела назидательно поднял палец.
– Крышу дает Лешке Макарову.

– А с ним кто?

– Вот справа.
– Пчела прищурил правый глаз и чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть, - Бек, серьезный мужчина. А другого... Раз в "Метле" видел. Кто такой, чем дышит, не в курсах...

– Да кончай на них пялиться!
– подернул плечами Фархад. Похоже, только он не знал, чем кончается Пчелин анекдот.
– Дальше-то чего?

– А, ну вот. Красная шапочка и спрашивает: "Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой хвост?" - А это не хвост, - ответил волк и густо покраснел.
– И вообще, у тебя молоко на губах не обсохло.
– А это не молоко сказала Шапочка, и волк покраснел еще гуще.

И все, вместе с Фариком, густо заржали, будто и вправду слышали историю про Шапочку и Волка в первый раз...

* * *

Лысый Бек недовольно поморщился, глянув на ржущую компанию:

– А это что за молодежь?

– Щас кого ни спроси, все солнцевскими откликаются, - лениво и немного снисходительно отозвался Лева-латиноамериканец.

– Эти - хуже, - сквозь зубы прошипел Володя Каверин. Он прямо взмок от напряжения, хотя в камере было совсем не жарко, разве что душно.
– Зверье, каких мало.

– Вон тот рыженький, возле стены, в "Метелице" часто зависает, проявил осведомленность Лева.

Бек презрительно хмыкнул и перевел взгляд правее:

– А в белом что за пацанчик?

Бывший опер сделал страшные глаза и беззвучно, шевеля только губами и нижней челюстью, просипел:

– Саша Белый.

– Этот пионер - Саша Белый?!!
– В заплывших глазах Бека промелькнул искренний интерес с изумлением пополам.

– Пионер!..
– Желваки Каверина заходили так, будто он пережевывал непроваренную конину.
– Волчара почище многих. Пионер!..
– Он аж задохнулся от возмущения: Белый был его кровным врагом, а врагов, их... знать надо! Чтобы бошку не оторвали!

* * *

Ну и денек! Спятить можно! Введенский посмотрел на часы: было уже двадцать минут второго. Похоже, сегодня придется заночевать на службе. Весь мир сошел с ума. И центр безумия - Москва.

Введенский посмотрел на хорошо знакомый ему портрет, что висел в его кабинете всегда. Дзержинский мрачно улыбался.

– Разрешите?
– В дверь аккуратно постучали. Это Коноваленко. Введенский мог узнать каждого из своих подчиненных за версту. По шагам, по запахам и - по стуку. Коноваленко ходил крадучись, пользовался французским одеколоном от Армани польского производства, а стучал аккуратно и никогда не открывал двери, не дождавшись разрешения. За что и ценил его Введенский больше других своих джигитов. Да еще и за энтузиазм в работе. И, пожалуй, за некоторую, умеренную, впрочем, романтичность.