— Что получается лучше?

Питер Стайн подавил желание начать перечисление.

Наряжаться.

Тратить деньги.

Быть неверной.

Быть источником многих радостей.

Быть такой живой.

Быть счастливой.

— Мама добрее и внимательнее, чем я, она для тебя лучшая мама, чем я папа.

— Мне кажется, что вы оба хорошо ко мне относитесь, — высказалась Камилла с той потребностью восстановить справедливость, которая свойственна только маленьким детям. — Я хотела бы, чтобы вы жили вместе. Мама говорит, что вы больше не живете вместе потому, что ты холодный человек. — Она сжала его руку. — Но я чувствую, что ты теплый. Я думаю, мама не права.

— Я полагаю, мама говорила не о температуре моего тела. Она имела в виду мой характер.

— Но у тебя неплохой характер.

Питер рассмеялся.

— Кое-кто с тобой не согласится.

Кухня выглядела пустой и подготовленной к началу работы, как листы чистой бумаги, лежащие рядом с пишущей машинкой Стайна. Приготовление пищи, как и сочинение книг, дело серьезное. Его надо делать как следует. Питер открыл холодильник, вытащил креветки, которые купил нынче на рынке в семь часов утра. Из морозилки достал пакет с надписью «Рыба-меч», на котором стояла вчерашняя дата. Это он купил поздно вечером, возвращаясь домой. Потом вымыл руки, вытер их тщательно, как священник перед мессой, и стал выкладывать все, что ему нужно, на отскобленный до блеска деревянный стол. Камилла следила за отцом, завороженная этим ритуалом. Она по опыту знала, что помогать папе готовить — значит только наблюдать за ним. — Можно я накрою стол? — Вот этот процесс никогда не интересовал отца, зато мама обожала это дело. Камилла принесла ножи и вилки. — Это нетрудно, когда я у тебя, потому что у тебя нет никаких друзей, — сказала она, с важным видом проходя в столовую.

Питер улыбнулся. Да, он одинок. И это не потому, что он выбрал эту участь. Просто так сложилось. Действительно, у него было мало друзей, потому что друзья требовали отдачи, они были ненадежны и большей частью глупы, а глупость он переносил с трудом. Друзья отнимали время и хотели от тебя многого, но почти ничего, по его мнению, не могли дать взамен. А самое главное, они были частью реальности, которая враг фантазии, и поэтому оказывались врагами творчества. Друзья радовались, стараясь удушить мечты, которые вам снятся.

Питер действовал быстро, как хирург, спасающий жизнь пациенту. Оливковое масло, уксус, дижонская горчица, перец, каменная соль, аккуратно порезанный лук для винегрета. Листья салата, редиска, тонкие ломтики помидоров, придающие совершенную красоту блюду с креветками. Куски меч-рыбы, слегка подмасленные и подсоленные, лежали рядышком в печке-гриль. Салат выглядел необыкновенно зеленым. Французский хлеб, купленный только сегодня утром на рынке, подогретый в печке. Картофелины, тверденькие, но не влажные, натертые маслом и мятой с огорода. В холодильнике стояла баночка майонеза его собственного приготовления, в морозилке бутылка «Монтраше». Под конец он сделал для Камиллы ее любимый напиток «Ширли Темпл».

В кухню заглянула Луиза, глаза ее покраснели от «мыльных» терзаний и страстей, которые она переживала вместе с героями сериалов.

— Вы готовите ужин для Камиллы?

— Нет, я готовлю завтрак для Папы Римского.

— Я же не знала, что вы делаете.

Разве не ясно, чем именно он занимается? Но, учитывая умственный уровень Луизы, ни в чем никогда нельзя было быть уверенным.

— Папа, — хихикнула Камилла, — ты же действительно готовишь ужин!

— Я пытался пошутить с Луизой, но, видимо, она все еще не вернулась из «Санты-Барбары», — язвительно заметил Питер. Он с трудом переносил эту гору плоти, которая присматривала за Камиллой, но грубить няне не рекомендовалось, не то она могла увести ребенка на прогулку.

— Послушайте, Луиза, поскольку самую тяжелую работу я уже сделал, то, может, вы пойдете и соберете все к завтрашнему дню? Я сам уложу Камиллу в постель после ужина.

— Папа, я не хочу завтра уезжать. Можно мне остаться с тобой в Ки-Уэсте? — Она подбежала к нему и обвилась вокруг его ноги.

Питер почувствовал, как у него защемило сердце. Дочка была единственным существом на свете, которое трогало или когда-нибудь затронет его сердце. До нее он никого не любил. Все очень просто. Женился он с энтузиазмом социолога, который проверял на практике теоретические выкладки, а когда пришло время разводиться, то они расстались так же дружески, как расстаются студенты, жившие в одной комнате общежития, когда после окончания учебы они разъезжаются в разные стороны. Питер Стайн не держал зла на свою жену за то, что она изменяла ему. Поскольку все силы его души были устремлены на работу, а жизнь дана нам только раз, то эта ситуация казалась ему естественной. Боль ему причинило только то, что жена бросила его ради психиатра. Ему это показалось оскорбительным, особенно потому, что человек этот занимался психоанализом, иначе говоря, наживался на несчастных, которые обращались к нему в напрасной надежде обрести более глубокое понимание своих несчастий. Слава Богу, Камилла пока слишком мала, чтобы посвящать ее в тайны зависти к фаллосу и «комплекса Электры». Но если когда-нибудь Питер услышит от дочери подобную тарабарщину, ему придется серьезно поговорить с этим торговцем словами из Пасадены, с которым теперь живет его жена.

— Пойдем, дорогая, не забывай о нашем ужине. Ты теперь уже такая большая девочка. Давай зажигать свечи.

Во время ужина Камилла изо всех сил пыталась сидеть смирно, но это ей слабо удавалось. Она мало ела, однако попробовала все блюда и старалась быть серьезной, как отец. То и дело она залезала к нему на колени, чтобы он кормил ее, и шептала ему на ухо, что любит его, и удивлялась, почему от этих ее слов у него затуманивались глаза.

— Ты в порядке, папа? — неожиданно спросила она.