Шрифт:
Барти.
Но он стоит онемев и только глядит на меня.
Через какое-то время, когда никто не реагирует, я продолжаю:
— Если никто другой не желает командовать «Годспидом», я буду продолжать делать все возможное, чтобы послужить на благо кораблю. Это все.
Я отключаю вай-ком и ухожу.
62. Эми
Толпа медленно расходится. Ясно одно: на этом все не кончится. Барти не выступил вперед сейчас, но это скорее просто от неожиданности. Или же у него есть другая причина медлить с захватом власти. Я ему не доверяю. Если не свалить как можно скорее с корабля, Барти станет главным — или уничтожит все вокруг, пытаясь им стать.
Когда все уходят, я начинаю медленно брести по дорожке к постаменту. Раньше я была уверена, что Старший совсем не похож на потертую статую Старейшины времен Чумы, но теперь даже не знаю.
Откуда-то из тени появляется сам Старший и теперь идет рядом со мной.
— Откуда ты знал? — спрашиваю его.
— Что знал?
— Что Барти не попросит тебя уйти с поста. Что не возьмет то, что ты предложил.
Старший смотрит мне в глаза.
— Я не знал.
Я стараюсь не показывать свое удивление.
Хотя Больницу уже привели в порядок, я увожу Старшего в другую сторону, к Регистратеке.
— Я тут подумала, — говорю по пути.
— О чем? — Его голос звучит так устало и обессиленно.
— Какие вы с Орионом разные.
Старший иронически фыркает.
— Нет, правда, — настаиваю я. — У Ориона были сплошь аварийные планы, он даже подстраховку свою подстраховывал. А ты — нет. Ты просто делаешь то, что считаешь правильным в данное время, и ждешь, что выйдет.
— Может, надо бы заиметь план. Все могло кончиться иначе, если бы он у меня был.
— Нельзя же все предусмотреть. Орион не мог знать, что какой-то псих взорвет мостик. — Украдкой бросаю взгляд на Старшего и вижу, как он хмурится. — И ты тоже не мог, — добавляю, но он, кажется, не особенно верит.
Поднимаясь по ступенькам Регистратеки, мы снова молчим. Здесь тихо. Все ее содержимое теперь — лишь напоминание о том, что у нас навсегда отобрали. А об этом сейчас никому помнить не хочется.
— Прости, — говорит Старший. От входа в холл проливается свет, но тут же гаснет, стоит тихо закрыть дверь.
— За что?
— Ты потеряла возможность сойти с корабля разбудить своих родителей… все.
Я могу их разбудить. Вслух я этого не говорю но это правда. Если у нас правда нет никаких шансов сойти с корабля, я разбужу их, обязательно.
— У меня ведь есть ты, правда? — Я тянусь к его руке, но Старший отнимает ее. Он не хочет утешений.
— Я во всем виноват. Я не подумал, что может случиться что-то подобное…
— Нет, ты не виноват, — тут же возражаю я. — Никто не мог знать…
Умолкаю посреди фразы. Кое-кто знал. Догадался. Орион. У него реально для всего была подстраховка. Аварийный план…
Указываю на одну из гигантских стенных пленок.
— Можешь вывести на экран чертежи корабля?
— Зачем? — Старший не двигается, только глаза его умоляют меня остановиться, не заставлять его думать, что надежда все еще есть.
Вот только она есть.
Толкаю его к пленке и не отстаю до тех пор, пока он не начинает выстукивать по экрану, вызывая чертежи. Потом бросаюсь в другую сторону холла и, схватив стоящий у стены стул, грохаю его на пол под глиняными моделями планет и макетом «Годспида».
— В последнем видео, которое я нашла перед тем, как заметила, что взрывчатку забрали, — объясняю я, залезая на стул, — Орион сказал, что я найду то, что мне нужно, в «Годспиде».
— «Годспид» огромный, — возражает Старший. На стенной пленке у него за спиной светится общая схема корабля. Глядя на нее вот так, я и правда могу адекватно оценить, насколько корабль велик.
— Знаю, но разве это не странно? То, как он это сказал. Не «на» «Годспиде». А «в».
— Ну и что? — спрашивает Старший пустым голосом. Я чувствую, что он со мной только физически — на самом деле он еще в саду, отказывается от всего, и на мостике, смотрит, как умирают его люди. Ему больше нет дела до подсказок Ориона.
Изо всех сил тянусь, чтобы достать маленькую копию «Годспида», которая висит между двумя глиняными планетами.
— В «Годспиде», — повторяю я. — Внутри. — Встаю на мыски, стул шатается, но я наконец касаюсь пальцами дна корабля.