Шрифт:
Они подружились, когда выяснили, что давно знакомы виртуально, по игре. Кирилл был злым лидером страны Дралафуддор, Марина — Кайрой, богиней внезапных ударов. Их персонажи неплохо ладили между собой на почве совместных интриг, и эта привязанность почти перерастала в нечто романтическое, на радость прочим игрокам. Так, может быть, эоны назад коротали времечко Одиссей и Афина Паллада.
Ну, и по реалу...
— Кирюшка, ваш стол свободен? — Блондинка в форменном фартуке остановилась у него за плечом.
— Нет, конечно, — сердито ответил Кирилл. — Ты будешь еще что-нибудь?
— Да, принесите, пожалуйста, еще капуччино и хачапури, — мстительно сказала Марина. Блондинка крутнула хвостом и исчезла.
— Ревнует Дашечка. Знаешь, как они тебя называют?
— Как?
— «Твоя уголовница».
Марина рассмеялась.
— Ничего себе! «Твоя» — понятно, а уголовница почему?
— Да вот, сумку ты всегда держишь при себе, никогда не бросишь ни рядом, ни на пол, как будто у тебя там оружие и яды.
— Просто не люблю разбрасывать вещи. — Все так же весело улыбаясь, Марина сделала в памяти зарубку. Когда путешествуешь в будущее со скоростью двадцать четыре часа в сутки, нет проблем усвоить правильный жаргон — с кем поведешься, от того и наберешься, ей и самой уже «балдеть» и «быть удушенным жабой» казались архаизмами, нормальные люди так не говорят. Новинки техники, модную одежду изучаешь вместе со всеми. Малоизвестными анекдотами в эпоху Интернета никого не удивить. Но вот такие мелочи, как эта — крепко вколоченный смутным временем запрет оставлять в людном месте без присмотра сумку с деньгами и документами, хотя давно уже не существует ни денег, ни документов... Неужели это так бросается в глаза? — А еще?
— Когда в зале шумят, ты никогда не смотришь, что случилось, как будто боишься, что тебя за это побьют. Только искоса поглядываешь.
Да, и это точно. Как некогда говорили, «не вяжись не в свое дело, целее будешь». Теперешние куда защищеннее и, как следствие, наглее.
— Бог мой, делать нечего вашим девочкам. Еще что-нибудь?
— Еще, говорят, заказываешь всякую гадость. — Капуччино с хачапури уже материализовались на столике. — Кто же пьет сладкий кофе с соленым пирожком?
— Звучит смешно. И вкусно, — объяснила Марина. Вот что действительно трудно было принять, так это всеобщее помешательство на пользе и здоровье. Вредной еды для них не существовало: мыши Арцельского даже на самой высококалорийной диете чувствовали себя отлично, никаких сбоев метаболизма. — Это все?
— Не все. О тебе тут спрашивал один чел, девчонки до сих пор в себя не пришли.
— Что за чел?
— Смертельный, правда! Старый, весь седой, в кожаной куртке, черной, с железками, как, не знаю, мотоциклисты в цирке. Сказал, что его зовут Влад.
— Редкое имя, — равнодушно протянула она. — Чего хотел?
— Узнать, когда ты здесь бываешь. Я сказал, что по-разному, как получится.
— Правильно. — Марина перегнулась через столик и поглядела официанту в глаза. — Кир, большая просьба к тебе: если еще раз он тебя спросит — ты ничего не знаешь, меня давно не было и когда буду, неизвестно. А еще лучше, если выяснится, что он и ты говорили о разных Маринах.
— Он что, ненормальный? Или правда какой-нибудь злодей?
— Он меня любит, — спокойно пояснила она. — Мы с ним все друг другу сказали, но он считает, что еще не все.
— Ну да. Он же тебя вдвое старше!
— Дело не в этом. — (И даже не в том, что это я его вдвое старше...) — Я люблю своего мужа.
— Это я знаю, — подозрительно мрачно буркнул Кирилл.
Влад влюбился в нее почти тридцать лет назад, в 2041-м, когда выглядел всего чуточку старше. Вот уж кто гораздо больше, чем она и Георгий, был похож на бессмертного героя. Завсегдатай клубов, чьи карточки не купишь за деньги, любитель бороться с превосходящими силами, будь то явления природы, женская красота или государственная машина. Людей оценивает в меру их реальных достоинств, иначе говоря, циник и грубиян. И вдобавок автор весьма неплохих стихов (которые и познакомили его с Мариной, в то время критиком и издателем) — вполне классических по форме и проникнутых такой уязвимостью, что трудно было поверить в его авторство. Он не прожигал свою жизнь, он жег ее расчетливо, как таежную нодью — бревно с углями внутри: без этого жара замерз бы. За что провидение и послало ему бессмертную возлюбленную.
При первой же встрече он обратился к ней с хамским, хозяйским «ты», и это было его первой и последней вольностью. Марине было немного совестно перед ним — как совестно бывает на выставке-продаже тонко расхвалить художнику его картины, а потом повернуться и уйти, так и не достав кошелек. Влад ей нравился, как может нравиться книга или картина, но ничем помочь ему Марина не могла. Мысль о каком-то там «романе» для нее была даже не отвратительной, а дурацкой. Так нормальный ребенок не будет искать себе других, более красивых маму и папу — Марининым мужем был Георгий, и других мужей у нее быть не могло. Возможно, как раз потому, что мама и папа у нее были «другие»? — психологи знают.
Когда пришло время прощаться с Владом, она честно пыталась сделать все по инструкции, но этот лохматый долговязый парень, на голову выше маленькой бессмертной, оказался не тем, кого можно стряхнуть со следа.
В первые десятилетия Марина ужасно боялась встречи со старыми знакомыми — боялась, что седеющие подруги узнают ее и все поймут. Потом поняла: ни за что не узнают. Надо только следовать рекомендациям стилиста, чтобы по внешним признакам всегда принадлежать к новому поколению, и все будет в порядке: старые подруги увидят «девицу, жуть как похожую на Маринку», но и мысли не допустят, что это в самом деле она. Однако Влада не обманули не ухищрения стилистов, ни плановая перемена фамилии и места жительства, ни каменное выражение на ее лице — он знал, хоть ты тресни, что вот эта особа не юный двойник когда-то бывшей возлюбленной, а она сама. Был ли он в самом деле ненормальным или, наоборот, чересчур умным, но он догадался обо всем.