Шрифт:
— Алёшке возьми. Мне деньги не нужны. Я всё равно…
— Пропьёшь? — усмехнулся Степан Егорович. И вдруг рассердился: — Пропей, пропей на здоровье. Алёшке твои деньги не понадобятся. У Гуркиных деньги есть. Так что возьми, пожалуйста. Разве дело в деньгах? Дело, брат, глубже — в человеке дело. Не гляди, что ему пошёл десятый год. Он тоже своё думает и своё переживает.
— Зря ты меня обижаешь, — сказал Фёдор Александрович. — Я ведь не сердобольничаю. Я с тобой как коммунист с коммунистом говорю. Может, что и нужно? А пить я, старик, кончил. Баста.
— Не нужны Алёшке деньги, — повторил Степан Егорович и добавил: — Я, кстати, беспартийный.
Они ещё долго говорили. Степан Егорович отвечал на вопросы Петрова, который сидел перед ним совсем потерянный.
— Несчастный случай! Сколько их, этих случаев, было на фронте, на каждом шагу? Остался цел. А здесь… Ах ты, Сергей, Сергей, — повторял Петров. — Что ты наделал?
Обхватив руками голову, Фёдор заплакал от обиды и горя, которое будто шло за ним по пятам и не давало опомниться.
На другой день было решено, что Алёша вернётся на дачу вместе с Макаром. Поэтому поводу у Степана Егоровича был с Макаром разговор:
— Алёшке-то с тобой будет весело. Только ты смотри не заскучай. В лагерь ведь с охотой собирался?
— Конечно, с охотой, — подтвердил Макар. — И Алёшка бы с охотой поехал. Да ты говоришь, что нельзя вдвоём ехать?
— Нельзя, брат. Заводских и то не всех берут.
— Тогда на следующий год двоих пиши.
Макар сдвинул брови. Он был сердит на отца.
Зачем он его уговаривает? Ну, не поедет он в лагерь, что ж из того? Ничего с ним, с Макаром, не случится.
— Ты-то цел будешь, — сказал Степан Егорович, будто угадав его мысли. — Только гляди, вдруг передумаешь. Отбой бить поздно будет.
Макар даже вспыхнул. Как это он передумает? Он же сам решил остаться с Алёшкой. Вот бы посадить отца на всё лето одного на дачу к Гуркиным, тогда бы не говорил: лагерь, лагерь…
— Чего я там, в лагере, не видел? — пробурчал Макар. — А на даче мы с Алёшкой такую жизнь устроим!
Степан Егорович усмехнулся, но, спрятав улыбку, сказал строго:
— Смотри, Макарка, только не баловать.
Но Макар уже понял, что разговор окончен, и побежал собираться.
Алёшка сиял. Макар едет с ним на дачу!
Вот как удачно всё получилось.
У Макара перед отъездом было много забот. Хорошо ещё, что за голубями и чижиком взялся ходить Миша. Он же дал мальчишкам крючки для удочек.
— Только осторожнее, — предупреждал Миша, — крючки острые, в руку засадишь.
— Не засадим, — сказал Макар. — Что мы, маленькие, что ли!
Тётя Маша уложила в авоську всякой всячины.
— Там у нас всё есть, всё есть, — уверял её Анатолий Павлович.
— Ну и слава богу, что есть, — сказала тётя Маша. — Глядишь, и пригодится.
Дачники попрощались и уехали.
Нет у него родственников…
И хорошо, что уехали. Именно в этот день в квартиру пришла странная женщина. Ей, наверное, по ошибке поручили очень важную работу, и она совсем не знала, как её нужно выполнять.
— Алексей Бодров дома? — спросила она громко, не здороваясь, когда тётя Маша открыла ей дверь.
— Ах, Алёша! — сказала тётя Маша. Она сначала даже не поняла, про кого та спрашивает. — Нет, его нет.
— А кто мне за него ответит? — спросила женщина ещё громче, будто перед ней никого не было.
— Я отвечу, — сказала тётя Маша. — Проходите.
Женщина прошла в кухню. Она села к столу, вынула из портфеля какую-то бумагу, ручку-самописку, пачку папирос и закурила.
— Вы что же, родственница? — спросила она.
— Нет, — ответила тётя Маша.
— А есть кто из родственников?
— Нет у него родственников, а в чём дело? Я отвечу.
— Как это — нет родственников? — усмехнулась женщина. — Где же живёт Бодров?