Далее, в течение почти двух часов, как я мог заключить по редким репликам, возгласам и междометиям, а также по щелчкам клавишей и выключателей, шел сеанс реставрации покойника, в общем похожий на знакомую мне процедуру рекомбинации. Оба младших офицера выступали в роли лаборантов, судя по желчным замечаниям Щепинского достаточно неуклюже, а старший чин, пристроившись где-то в стороне, сидел и курил, на что испросил специальное разрешение.

Незадолго до восьми Щепинский, пощелкав клавишами компьютера, уже довольно усталым голосом обратился, по-видимому, к старшему офицеру:

— Ну вот, кажется, получилось… Примерно через полчаса можно будет стимулировать возвращение сознания. Но продержится он минут двадцать, не больше.

— Двадцать минут? Почему так мало? — лениво осведомился тот.

— Я вам уже говорил: он будет на прямой энергетической подпитке донора. При этом будут использованы все резервные ресурсы их организмов, до капли. Процесс быстротечный и необратимый. Так что если ваше начальство хочет… то уже пора.

— Ну что же… можно и позвонить, — последовал небрежный ответ, и тотчас послышались серии щелчков электронного номеронабирателя. В лаборатории «икс» телефонного аппарата не было, значит, звонили по сотовому телефону.

Я едва успел нажать кнопку индикации номера, который тут же высветился на экране. Доклад по телефону, в отличие от разговора со Щепинским, был энергичным и исполненным служебного рвения, с оборотами «разрешите доложить» и «так точно, слушаюсь».

— Едет.

Щепинский в ответ неопределенно хмыкнул.

До сих пор я не рисковал пускать в ход видеокамеру, понимая, что имею дело с крутыми профессионалами, но во время набора номера включил ее на несколько секунд: если у них имеются индикаторы, то они все равно сработают на номеронабиратель.

Начальство не заставило себя ждать, подкатив через двадцать пять минут на скромной серой «девятке», без сопровождения и охраны. Его встречали внизу, и приехавший мгновенно исчез в дверях, однако Джеф успел запечатлеть низкорослого массивного человека в штатском пиджаке, но в брюках с генеральскими лампасами, с плоским широким лицом и маленькими цепкими глазками.

«Девятка» тут же отъехала и убралась из поля зрения, дабы не демаскировать своим видом дислокацию столь важной персоны.

Он же, добравшись до места действия, сразу продемонстрировал воистину генеральское чувство юмора, вернее, полное его отсутствие. В ответ на обращение: «Разрешите доложить, товарищ генерал-лейтенант…» — он резко перебил своего подчиненного:

— Здесь лучше общаться без чинов, полковник.

— Слушаюсь… Это профессор Щепинский.

— Рад познакомиться.

— Разрешите начать?

— Приступайте, — милостиво согласился генерал, и полковник громко повторил, но уже приказным тоном:

— Можно приступать.

В наставшей тишине защелкали клавиши, затем Щепинский проговорил раздельно и с легким подвыванием:

— Включается блок активизации сознания. — Он не мог отказаться от театральных эффектов, хотя в данный момент они были совсем не к месту.

Тишина сделалась полной.

Прошедшие четыре с половиной минуты даже мне показались очень долгими, а всем им там — и подавно. Затем генерал, почему-то шепотом, произнес:

— Смотрите, он действительно оживает!

Раздался звук шагов, и голос полковника спросил скучным допросным тоном:

— Вы меня слышите?

После паузы последовало:

— Да.

Возможно, сыграло роль самовнушение, но этот голос я без колебаний определил бы словом «загробный». Нечто похожее померещилось и Джефу, потому что он, зябко поежившись, скрестил руки, обхватил свои плечи и стал растирать их ладонями.

— Вы меня узнаете?

Опять долгая пауза.

— Узнаю твою сущность. Она омерзительна.

Я понял, почему голос производит жутковатое впечатление: он состоял в основном из свистящих и тонко гудящих звуков. Если можно было бы заставить говорить осенний ветер, получилось бы что-то похожее.

— Когда вы добросовестно ответите на наши вопросы, — продолжал невозмутимо полковник, — мы можем, по вашему желанию, либо восстановить вас как живого человека, либо отпустить.

— Надо же, какая блядища, — изумился Джеф простодушно, — разве можно врать мертвецам?

Вопрос был чисто риторический, но тем не менее ответ на него мы получили тотчас от самого покойника:

— Лжешь. От меня уже идет вонь. Отпусти меня поскорее.

— Почему вы спешите? Вы чувствуете себя неуютно?

— Невыносимо. Отпусти меня как можно скорее.

— Это нужно заработать.

— Спрашивай. Что тебе надо?

— Куда делись документы из вашего сейфа?