Шрифт:
Он встал и подошел к ней.
— Мне кажется, вы и без меня это прекрасно понимали.
— Я готова отправиться в дорогу, ваша светлость, но хотелось бы сказать еще кое-что.
— Могу я сесть? И выпить?
— Не отказывайте себе ни в чем. Я просто собираюсь сказать, что вы должны уважать желания Роуз.
Оуэн оперся руками о бедра.
— Какие еще желания?
— Я имею в виду вашу дуэль. Она не хочет, чтобы вы вызывали графа Уинтропа.
У Оуэна заиграли желваки на щеках.
— Мне уже пришлось объяснить Роуз, что это дело чести. Мы сойдемся с графом, но… Обещаю, что приложу максимум усилий, чтобы не убить его.
— Будешь целить ему в плечо? — осведомилась Оливия. — Чтобы слегка ранить?
Роуз состроила гримасу.
— Вообще-то я думал о колене.
Аннабелл вздохнула с грустью.
— Мне кажется, вы не учли существенное обстоятельство, ваша светлость. Роуз беспокоится, что вы можете пострадать.
— А вы, Аннабелл, беспокоитесь обо мне?
Она обнажила зубы в притворной улыбке.
— Боюсь только того, что вы окажетесь в лечебнице для нервных больных.
Оуэн хмыкнул:
— Если мои сестрички не перестанут своевольничать, это вполне возможная перспектива. Тем не менее позвольте успокоить вас во всем, что касается Уинтропа. Только вчера его секунданты поставили меня в известность, что тяжелая болезнь приковала графа к постели. Может, я, конечно, и жестокий человек, но это будет неспортивно — вызывать на дуэль инвалида.
— Значит, вы отложите все до того момента, когда он выздоровеет?
— Если он выздоровеет. Говорят, у него… сифилис.
Аннабелл на секунду задумалась. Оливия с Роуз, судя по всему, тоже.
— По-моему, это справедливо, — заявила Оливия, наконец выразив словами то, что думал каждый, но не сказал вслух. Все помнили о связи герцогини с графом и, естественно, подумали, что она также могла страдать от этой болезни. Грустная мысль!
— Возможно, я произвожу впечатление черствой особы, — продолжила Оливия, — но не такая уж я бессердечная. — Подойдя к роялю, стоявшему в середине комнаты, она стала брать случайные аккорды. — Знаешь, Аннабелл, я простила тебя. За то, что ты чуть не уничтожила мою репутацию.
С души Аннабелл свалился тяжкий груз. Ей вдруг стало трудно дышать, не то что говорить.
— Спасибо. Это… Это больше того, на что я осмеливалась надеяться.
Оливия снова коснулась клавиш. Раздались разрозненные звуки, режущие слух аккорды. Это было удивительно, потому что Оливия отлично владела инструментом.
— Взамен мне хотелось бы попросить тебя об одной услуге, и пусть моя просьба не покажется тебе невыполнимой.
— Конечно. Просто скажи. — Она сделает все, чтобы заслужить прощение сестер.
— Не могу. Это так эгоистично с моей стороны.
— Нет-нет, пожалуйста! Я хочу сделать для тебя и Роуз хоть что-то. Мне это просто необходимо.
— Ладно. Мы надеемся, что ты останешься с нами до бала Роуз в следующую пятницу.
— Но… Впереди целых шесть дней!
— Я понимаю, это долго. Но нужно еще много чего сделать, и мы надеемся на твою бесценную помощь. И ни о чем не беспокойся. Мы ведь простили тебя.
Аннабелл понимала, что ею манипулируют. И что она это заслужила.
— Согласна, — сказала она, опуская сумку на пол. — Я остаюсь.
Гости начали съезжаться в четверг. К несказанному удовольствию Оливии, мистер Эверил приехал первым. Едва гость спешился, как она решительно атаковала его, пытаясь узнать его мнение по поводу использования канопских ваз [7] при мумификации. Немного погодя прибыли лорд и леди Харсби, за ними леди Дэншир, а потом и несколько лондонских друзей Оуэна.
В пятницу объявились все четырнадцать тетушек, одна очаровательнее и грациознее другой. Аннабелл не знала, о чем с ними говорить. Оливия спешно пришла ей на помощь и посоветовала беседовать с каждой о самом насущном — о фасонах шляпок, какие они предпочитают.
7
Канопские вазы — сосуды, служившие древним египтянам для хранения внутренностей мумифицированных покойников. Стенки ваз обычно покрывали письмена с молитвой об умерших.
Большинство гостей приехали из соседних городов и поместий. Оливия с жаром доказывала Аннабелл, что их бал пройдет не так помпезно, как это бывает в Лондоне. Утешение небольшое, так как ей не с чем было сравнивать.
Когда она соглашалась остаться до бала, у нее и в мыслях не было, что она будет присутствовать на нем, но иногда Оливия могла быть очень убедительной.
Всю неделю они практиковались танцевать рилы и кадрили, экспериментировали с прическами, выбирая самые подходящие. Роуз и Оливия настояли, чтобы Аннабелл надела один из материнских бальных нарядов. Девушки утверждали, что случайно за день до бала наткнулись на это платье цвета морской волны в старом шкафу, принадлежавшем их матери. Осмотрев невесомый шелк и крой по последней моде, Аннабелл заподозрила, что кто-то специально заказал для нее это произведение искусства.