– Нелегкое это дело, – признает он. – Я имею в виду – складно изложить все на бумаге. Но оно того стоит. Ты же слышала о Парвани?

Парвани работала у нас такой же мелкой сошкой, как я, но вскоре стала победительницей молодежного литературного конкурса, организованного под патронажем королевской семьи. Судя по последним слухам, студия Вайнштейна предложила ей стать соавтором сценария сериала. Еще упоминалось, что сама Кейт Уинслет готова сняться в главной роли.

– Послушай, это же прекрасно, что у тебя есть проект, над которым ты можешь трудиться, – говорю я, хотя не могу избавиться от подозрения, что дальше разговоров у него так никогда и не пойдет. – Ты только должен проявить упорство. У тебя ведь хватит трудолюбия? Это очень важно. Ты меня приятно удивил.

Я допиваю пиво и лишь улыбаюсь в ответ на его легкое хвастовство и попытки ухаживания – природная застенчивость мешает Тому зайти слишком далеко, – а потом собираюсь и выхожу на улицу, понимая, что для остальных вечер только начался.

В пятницу я ужинаю с Наоми – старой подругой по университету. Скука смертная. Она недавно вышла замуж, беременна, одержима правильным питанием и методикой воспитания детей. В итоге я решаю, что это была наша с ней последняя встреча. И вот когда я уже выхожу из метро на своей станции, сотовый телефон сигнализирует, что получено сообщение.

Прослушиваю его, поднимаясь по холму в сторону дома. Это Полли. Судя по голосу, она слегка пьяна и сильно расстроена.

– Ну где же ты? – завывает она. – Все пошло наперекосяк. Мне необходимо поговорить с тобой. Дело в том… Впрочем, нет. Просто перезвони мне при первой же возможности.

Одиннадцать часов. Теплый вечер в начале лета. На моей улице тусуются парни с сигаретами и бутылками пива. Собравшиеся в кружок девчонки, кусая губы, качают головами в такт жестяным звукам музыки в стиле ритм-энд-блюз, доносящимся из чьего-то мобильника. В желтоватом свете фонаря я вижу брошенную мамашей легкую коляску, в которой сидит годовалый малыш. У него в ногах лежит пакет с чипсами, а сам он испуганно озирается по сторонам округлившимися глазенками.

– Это я, Фрэнсис, – говорю я в трубку, услышав голос Полли.

– Где тебя черти носят? – восклицает она слезливым, но в то же время требовательным тоном. – Где ты была, когда я звонила?

– Ехала в подземке, – отвечаю и останавливаюсь перед дверью, чтобы отыскать в сумочке ключи. Потом вхожу в общую прихожую. Лампочка здесь опять перегорела, и мне приходится повозиться, чтобы открыть дверь в свою квартиру. Наконец замок поддается, и я начинаю подниматься по лестнице. – Я только добралась до дома. Что там у тебя стряслось?

– Скажешь тоже! Не могу же я об этом по телефону! – реагирует она так, словно я задала ей дурацкий вопрос. – Просто все очень запуталось.

До меня доносятся сдавленные звуки – Полли прикрыла трубку ладонью. Я слышу ее бормотание, но не разбираю ни слова, и вдруг раздается еще один голос – мужской. Звук снова становится отчетливым, потому что ладонь она снимает.

– Да мне все… едино, – произносит Полли, обращаясь к другому собеседнику заплетающимся языком. – Слушай, отвали, а?

– Где ты? – спрашиваю я, бросаю сумку на диван и включаю настольную лампу. При ее свете виден обычный беспорядок: кипы старых газет, голые доски книжных полок, которые я никак не соберусь покрасить, репродукция с картины Ротко в паспарту, прислоненная к радиатору отопления. Зажав телефон между плечом и подбородком, я убираю с ковра пульт телевизора и тарелку с остатками макарон.

– В Кэмдене, – отвечает Полли. – Ты ведь живешь не так далеко от Кэмдена? Понимаешь, я осталась без ключей от квартиры в Фулеме, а моя подружка, как нарочно, куда-то уехала. Домой к отцу я возвращаться не хочу. В таком состоянии…

И мне не остается ничего, кроме как сказать, что если уж ей совсем некуда деться, то она может переночевать у меня.

Через пятнадцать минут к моему дому подъезжает такси. Я успеваю спрятать книги ее отца, помыть посуду и запихнуть старые газеты в мешок для мусора. А поскольку окно у меня открыто, чтобы проветрить помещение, я слышу, как Полли выбирается из машины, громко хлопает дверцей, а потом топает по асфальту, неверными шагами добираясь до входной двери и наваливаясь чуть ли не всем телом на кнопку звонка.

Она раскраснелась, глаза лихорадочно блестят. Под ними густые тени, точнее – пятна от косметики. Она либо плакала, либо в том месте, где проводила вечер, было очень жарко. Когда я впускаю Полли внутрь, она избегает встречаться со мной взглядом и проскальзывает мимо. От прически несет табачным дымом. Ее лодыжки кажутся совсем тоненькими поверх босоножек на грубой и высокой клинообразной платформе.

– Слава Богу, я до тебя дозвонилась! – восклицает она, входя в гостиную, бросает сумку на пол и плюхается на диван.