Тишина на станции, безлюдье…

А ведь совсем недавно какой грохот здесь был! Беспрестанно шли составы, вокзал всегда был переполнен, железнодорожное депо год от году росло, пристраивались новые отделения и цеха, вагоны ремонтировались сотнями.

Во время гражданской войны город как бы стал подниматься на ноги. Через него проходили на фронты воинские эшелоны, здесь обосновывались штабы, сюда свозили продовольствие и амуницию. Завод «Светлотруд» работал в три смены, железнодорожное депо снова начало расширяться.

Но вот окончилась война, из города ушли воинские части и штабы, пакгаузы опустели, завод «Светлотруд» был накануне консервации… Вскоре было закрыто депо: кто-то где-то решил, что оно совсем здесь не нужно, и приказал рабочих распустить по домам, ворота забить, а станки увезти в другое место. Вслед за депо перестал работать и «Светлотруд», — он поставлял железнодорожникам литье. Сотни рабочих сидели без дела, вытачивали зажигалки, толпились на бирже, брались за любую работу.

По городу ползли слухи о том, что скоро Верхнереченск превратят в заштатный город. Слухи эти стали настойчивыми после того, как в учреждениях начали сокращать служащих.

Все это не проходило бесследно для Андрея и его друзей. Каждый из них в семье, на улице, на рынке, на бирже труда слышал одно и то же. Многое из того, что делалось в стране, казалось страшным и непонятным.

Возникали недоуменные вопросы: чем занять молодежь? Она с пристрастием допрашивала родителей: почему перестали работать заводы? Почему нельзя получить работу? Зачем же учиться, если впереди безработица? Почему нет в жизни устойчивости, порядка, твердости и ясности?

Лена, Андрей, Виктор и Джонни, каждый по-своему, в меру своих темпераментов, мучились, думая об окружающем, искали ответов и не находили их. Жизнь не давала им удовлетворения. Свои способности, как казалось этим юнцам, им некуда было приложить.

Они чувствовали себя лишними людьми.

Страна в те дни готовилась к новому трудному переходу — разрабатывался план пятилетки. На Турксибе уже легли первые километры рельсов, юг шел навстречу северу. Закладывался Днепрогэс, в деревнях возникали колхозы и шла борьба с кулаком за хлеб, за тракторы, — их было на полях страны немного больше двадцати тысяч.

Миллион триста тысяч здоровых мужчин и женщин не имели занятий и заработка.

Мало кто знал, что уже близится время, когда вербовщики явятся в Верхнереченск и будут уговаривать людей ехать на Магнитку, в Кузнецк и в любой угол Советской России, — за большие деньги, на любую работу.

Страна боролась с трудностями. Социализм, к постройке которого народ уже приступил вплотную, должен был уничтожить эти трудности.

Когда в Верхнереченске пленум губисполкома начал рассматривать план губернской пятилетки, Богданов и его приятели подняли дикий вой. План был объявлен ими «пустышкой», «испорченной бумагой».

В газете появилась дискуссионная статья Богданова. Ликвидация безработицы называлась им «бредом», предполагаемая реконструкция города — «фантазией», строительство новых заводов, школ, больниц — «обманом».

Борьба разгоралась. Наши молодые герои, наблюдавшие за этой борьбой, ничего не могли понять: время прозрения было еще впереди…

Иван Карнаухов, рабочий завода Гужона, приехал с Сергеем Ивановичем Сторожевым из Москвы и был избран секретарем губкома комсомола. Поехал он в Верхнереченск не по своей воле: его уговорил Сторожев. Сергея Ивановича он знал с восемнадцатого года, — тот не раз бывал на заводе, где Карнаухов организовал первую комсомольскую коммуну.

Тринадцати лет Иван Карнаухов бежал из дома, из города Курска, в Красную Армию, какая-то часть взяла его с собой, и почти четыре года он воевал. В том же восемнадцатом году он узнал Сергея Ивановича и не разлучался с ним лет шесть — всю войну и два послевоенных года, когда Сторожев работал по продовольственной части. Сергей Иванович полюбил мальчишку и тянул его, тянул за уши, приучил к дисциплине, заставил полюбить книги, науку. Иван следовал всем советам Сергея Ивановича, который, надо сказать, нежностью его не баловал и проступков никогда не прощал.

Вскоре Карнаухов стал незаменимым человеком в части. Он был отчаянным запевалой, лихо играл на гармонике, был проворен, исполнителен и неутомим в разведке, походах, играх.

С годами пришла серьезность, задумчивость, но от торчащего на затылке хохолка Карнаухов никак не мог избавиться, и этот легкомысленный хохолок портил ему настроение. Наконец Карнаухов начал наголо брить голову, и серьезности сразу прибавилось вдвое.

После войны Карнаухов вернулся на комсомольскую работу. Не было человека, которого молодежь так бы любила. Зачинщик всяких шумных предприятий, сероглазый великан, он сокрушал сердца девушек, но не разбил ни одного.