Шрифт:
Папа сунул мне канистру и велел набирать воду, сам же стал дожидаться участкового.
Воду доставать всегда интересно; когда заглядываю в колодец, мне всегда кажется, что я смотрю в другой мир. А он смотрит на меня. А потом, в колодце всегда своя атмосфера и своя тишина, я бы записывала эту колодезную тишину и продавала ее на дисках, мне всегда жалко, что у нас нет настоящего колодца.
Я достала воды, стала переливать в канистру. Подошел участковый, за ним Гоша.
– Так что происходит-то? – спросил папка негромко.
– Происходит, – участковый закурил. – Что – непонятно.
– Что вы планируете делать? Это ведь может представлять угрозу…
– А ничего, – махнул рукой участковый. – Ничего я не могу делать. Потому что формально на самом деле ничего не случилось. Это… – Он кивнул в сторону мужиков. – Это ничего. Собаки бездомные – ущерб, значит, никому не причинен. Жестокого обращения тоже не видно, значит, не живодеры. Не застрелены, вряд ли догхантеры. И вообще… В городе их за счет муниципалитета утилизуют, а тут кто-то даром. Единственное, что меня волнует, это они.
Участковый кивнул в сторону местных.
– А что с ними? – поинтересовался папка.
– Нервничают, – сказал участковый. – Я тут всего третий месяц работаю, так что я толком ничего не знаю, но мне кажется, они нервничают. Чересчур. Вечером даже молодежь не гуляет…
Я влила в канистру второе ведро и потащила ее в багажник.
– Они нервничают, и у каждого второго дома по ружью. Это нехорошо. Мало ли что им в голову взбредет по пятницам.
– Надо мост заминировать, – посоветовала я, остановившись. – И никаких проблем.
Участковый поглядел на меня с удивлением.
– Только чупакабра пойдет не через мост, – сказала я. – Она может как угодно – и через лес, и через воду, и даже под землей она тоже может. У нее длинные передние лапы, она ими прекрасно роет.
У участкового зазвенел телефон, он ответил. А я поволокла канистру в багажник, Гоша спохватился, помог.
Залезли в машину.
Папка забрался в машину последним, запустил двигатель, тронулся с места.
– Глупость какая… – сказал он. – Вроде нормальные люди в Торфяном…
– Они реднеки и расчленители, – сообщила я. – Вайт трэш. Надо выводить на забор вольты, а то придут.
– Придут, это точно, – кивнул папка.
– Пиши рассказ, – посоветовал Гоша. – «Ктулху против чупакабры».
– Я не пишу нереалистических вещей, – ответила я. – Мой принцип – реализм и еще раз реализм, это знают все.
На центральную дорогу вышло несколько мужиков, смотрели нам вслед долго. И участковый тоже смотрел.
– Чего это они так на нас смотрят? – спросила я.
– Не знаю, – сказал отец. – Люди, бывает, смотрят странно.
– Они недобро смотрят, – сказала я. – Я это чувствую.
Но папка прибавил скорости, мы проскочили через Торфяное и вылетели на трассу.
Включилось радио. Как-то само собой, причем не музыкальная станция, а научпоп, про технологии нового века рассказывали. Что придумали вещество в два раза легче воздуха, какие-то там графеновые трубки, если их заполнить гелием, то получится что-то вроде летающего дерева. Так что теперь создание летучих кораблей – дело обозримого будущего. Отец неожиданно заинтересовался и как-то с печалью стал слушать про это, ну, что скоро будущее наступит раз и навсегда и ничего с ним не поделаешь.
– Здорово будет, – сказала я. – Можно выстругать лодку – и улететь, а? Во смеху-то!
– Ага, – сказал Гоша.
Цемента купили. А я купила жирного гипсового кота, только не с трубой, а с рыбой в обнимку, кот-рыболов. Вернулись уже во второй половине дня, я взяла кота с рыбой и стала бродить по двору, думая, куда бы его пристроить. Герда почему-то ходила за мной, она останавливалась каждый раз, когда останавливалась я, и вздыхала. Кота я оставила в зарослях малины в дальнем углу зачем-то.
Вечером мама вернулась с собрания «Материнского Рубежа». Поздно, почти в одиннадцать. Я не спала, слышала, как нервно припарковался возле гаража минивэн. Как мама хлопнула дверью. В дом почему-то не вошла, сидела на веранде, то ли чай пила, то ли в качалке качалась.
Потом из дома вышел папа, а мама окликнула его, и они стали разговаривать. Долго, почти час, наверное. Я слышала их голоса, особенно голос мамы, но разобрать получилось мало, даже через приоткрытое окно. Кажется, спорили. Я уснула, а разбудила меня Герда. Она сидела в кресле и молчала, луна светила сбоку, это было красиво, на холке темнело пятно опаленной шерсти, я хотела рассмотреть, но в дверь постучали, Гоша, конечно, только он мог стучать так нерешительно.