Но опыт у меня был.

И не чей-нибудь, а свой собственный…

…К сожалению, прежде всего для меня самого, опыт пьянства у меня большой.

Такой большой, что зачеркнуть его я не могу.

Да и не хочу.

Хотя сейчас никто из моих знакомых не помнит пьяного периода моей жизни — те, с кем я пил когда-то, либо бросили пить, либо уже оставили этот мир без своего попечения — сам я никогда не забуду того, что вокруг Центрального дома художника нет ни одного куста, под которым я не валялся.

И вокруг не центральных домов художников — тоже…

…Надежда женщины на то, что пьющий бросит пить после свадьбы — не переоценка сил любви и не личное самомнение женщины.

Это именно надежда.

Зачастую несбыточная, потому что создание семьи неотчетно утверждает мужчину в том, что он живет правильно.

Но водка подбирается к мужчине не со стороны семьи, а как раз с противоположенной стороны.

Я это узнал на себе.

И потом, бросив пить, не осудил ни одну женщину, оставившую меня.

Впрочем, бросив пить, я за свои неудачи в жизни вообще перестал осуждать кого-нибудь кроме самого себя.

Водка делает человека уверенным в своей правоте.

Она уничтожает в человеке самокритику и делает виноватым в бедах пьющего всех, кроме него самого.

Только уничтожив в себе водку, человек может вернуть в себе человека…

…Алкоголь уничтожает в человеке гуманизм…

…Иногда выходит так, что расстраивает то, что все складывается не так, как предполагаешь.

Иногда — расстраивает то, что все складывается именно так, как и предполагал.

И желаешь быть не правым, а ошибающимся.

Новый муж Бау пить не бросил, а наоборот — стал делать это с регулярностью, которую оставалось назвать удручающей.

Поначалу она попыталась скандалить, но постепенно, возможно, поняв, что скандал — это попытка изменить жизнь за один раз, стала принимать мужа именно таким, каким он был — никаким.

Пьяницей — человеком, находящимся не просто на дне, но еще и в яме.

А дни, когда муж бывал трезвым, Бау начала отмечать в календаре.

Я продолжал с ней встречаться и общаться, потому что я думал, что она все-таки лучше, чем судьба, которую она выбирает.

Ведь она казалась мне женщиной умной.

Хотя тогда я еще не знал, что она со временем продемонстрирует мне, что не бывает больших дур, чем умные женщины.

Впрочем, это произошло потом, а пока все шло своим чередом.

Если такой черед существует.

И однажды, выбираясь из-под одеяла, под которым мы покувыркались в новой позе, Бау хихикнула:

— Дядя Петя, из тебя получился бы неплохой инквизитор.

— Нет, — ответил я, — я не смог бы судить тех, кто относится к ослу как к ослу, а не как к твари Божьей.

— Ты это — о ком? — ее голос насторожился.

— Об осле, — ответил я; и она очень грустно улыбнулась:

— А я думала — о моем муже…

…Не то чтобы Бау плюнула на мужа, просто превратила его в предмет интерьера, никчемный, но и не слишком докучающий.

Вернее, он сам превратил себя в такой предмет.

Она стала заниматься своей карьерой — дорогой, на которой оказалось много не только ступеней, видимых всем, но и мелких ступенек, обходных дорожек, кратких остановок не только на отдых, но и на рекогносцировку диспозиции.

Это было дело, в котором я ничего не понимал и не мог быть ей советчиком.

Но это была не самая большая проблема ни для меня, ни для ситуации. Хотя бы потому, что я знал, что самой большой проблемой являются люди, разбирающиеся во всем и во всем стремящиеся быть советчиками.

Я не давал ей советов совсем не потому, что надеялся на то, что моих советов она не послушает.

Просто на мою жизнь вполне хватало моей собственной глупости, и я понимал, что чужая глупость станет для нее перебором.

Мне оставалось самое простое и приятное — помогать, чем смогу, красавице делать то, что она сама считает правильным…

…Мы часто льстим человечеству, называя каждого человека уникальным.

Когда так говорят политики — это ханжеское создание электората, когда так говорят поэты — это просто глупость.