Шрифт:
– О! Уже хорошо! А ежели я прав, тогда смотри, какие радужные, светлые пути у нас открываются. Номер первый: взять те самые войска, о которых вчера пел военные песни твой бешеный лейтенант, и задавить вражину в его собственном логове. Я, честно говоря, не знаю, зачем это нужно, но, помня твою манеру вести дела, возможно, ты только о том и мечтаешь. Номер второй, лирический: по дороге из пункта А в пункт Б убедительно попросить господина герцога завернуть к нам на огонек. Дальше все по классике – «возвращается муж из командировки».
– Третий пункт будет? – пожав плечами, спросил я.
– А этих двух недостаточно?
– Да как сказать. Отсюда до Мезьера, где находится армия вторжения, вернее, ее остатки, – порядка пятидесяти лье. От Мезьера до Шалона – пожалуй, все семьдесят будет. Даже если мы прямо сейчас, оставив возок, галопом пустимся в северный лагерь, а войска, находящиеся там, узрев нас, немедленно выступят к Монфорлану, мы появимся у его стен не ранее чем через шесть дней, а то и поболе.
– Ну и чем плохо?
– Если ставить задачу захватить замок, то это чудесно. Через неделю там вряд ли найдется больше десятка боеспособных мужчин.
– Это еще в честь чего? – возмутился Лис.
– Это в честь коронации короля Генриха Валуа, которая должна начаться в Реймсе через пять дней. Там-то и будут находиться мятежники. Посуди сам: основные силы, которые Екатерине удалось наскрести во Франции и католическим немецким княжествам, под командованием маршала Таванна сейчас брошены к Ла-Рошели. Анжуйца охраняет личная гвардия плюс легионеры д'Аржи без коронеля. Но эти вояки стоят немного. Так что времени осталось очень мало. Кстати, номер второй твоего плана по этой же причине, вероятно, также нереализуем. Гиз – известный сердцеед, но славы страстного любовника за ним никогда не водилось. Вряд ли он станет рисковать успехом дела своей жизни ради амуров с Марго. Но даже если он посещает ее по ночам в Шалоне, наверняка отряд гвардии, которая его охраняет при этом, нашими силами не разогнать.
– Так шо… – с деланной слезой в голосе проговорил д'Орбиньяк. – Вот это ж все, шо вызнано непосильным трудом, все коту под хвост? – Он оглянулся по сторонам, точно выискивая вышеупомянутого кота.
– Отнюдь, – покачал головой я. – Мы сделаем по-другому.
Я начал излагать Лису свой план, начавший выкристаллизовываться еще у постели раненого дю Гуа и приобретший окончательно четкость сейчас, после слов моего боевого друга.
– Угу… Угу, – кивал головой Рейнар, слушая мою речь, – Как говаривал великий комбинатор: «Конгениально!» Проникнуть, посчитать, посмотреть – это все не вызывает вопросов. Вопрос в том, как я оттуда смываться буду. Знаешь, эта досадная мелочь меня отчего-то всегда интересует. И, сказать по правде, плотное общение с тобой способствует подобным мыслям.
– Лис! – Я проникновенно поглядел в глаза напарника и, вытащив из ножен кинжал, отрезал от сардельной гирлянды, перепоясывающей шевалье, добрую четверть. – Что-то мне подсказывает, что ты придумаешь, как с этим справиться.
– И вот всегда так! – страдальчески махнул рукой д'Орбиньяк.
Он хотел еще развить свою мысль, но тут в дверях постоялого двора вновь показался де Батц – мокрый, точно все время, прошедшее с нашего бурного расставания, он провел под тропическим ливнем. Слипшиеся черные пряди, приставшие ко лбу над горящими глазами, и резкость движений, заметная во всем его облике, неумолимо свидетельствовали, что холодный душ не слишком утихомирил буйный порыв гасконца.
– Конфьянс! – крикнул он, увидев девушку, собирающуюся удалиться в отведенные ей покои. – Конфьянс, прошу вас, выслушайте меня!
– Так, Капитан. Тут у нас бурление страсти роковой. Мы здесь ни к чему. Давай-ка лучше скроемся. – Он потянул меня в сторону открытой двери кухни.
– Ну, ты же видишь, как он возбужден! – глядя на обтекающего лейтенанта, начал было я.
– Носорог подслеповат, но, по большей мере, это не его проблема. Ты что же, думаешь, он хоть пальцем тронет девочку?! Да он скорее себе харакири деревянной ложкой через повешение на медленном огне сделает! Не видишь, что ли, у вьюноша первая любовь! Дай ему высказаться! А то начнешь сейчас пургу гнать: «Мы, Божьей милостью, замазанник Божий…»
– Что с вами, Маноэль?! – раздался над нашими головами встревоженный голосок Конфьянс. – Вам плохо? Почему с вас течет вода?
– О да, мне плохо, мадемуазель!
Из залы донесся грохот.
– О! На колени рухнул! – прокомментировал подозрительный шум Рейнар. – Господи, какие мы, мужики, однообразные, когда пытаемся убедить очередную фею тайных грез передать в наше безраздельное пользование руку, сердце и прилегающие к ним органы.
– Конфьянс, я люблю вас, как никогда и никого не любил! – страстно провозгласил голос Мано.
– Я старый солдат и не знаю слов любви, кроме команды «Ложись!» – не замедлил ехидно прокомментировать Лис.
– Шевалье!.. – собрался было возмутиться я.
– Да че ты, че ты?! Это ж я из глубокой белой зависти! А так – могу даже слова подсказать.
– Я знаю, что недостоин вас. Кто я?! Бедный дворянин, шестой сын в семье, не имеющий шансов на наследство. Да и того едва ли хватит на самую скромную жизнь в глуши. Но. Конфьянс, я люблю вас, и никто никогда не сможет любить вас более, чем я. Прикажите – и я буду следовать каждому вашему повелению! Я буду жить и умру ради вас! Испытайте меня, сударыня! Я готов свершить для вас любой подвиг!