Шрифт:
Дейвис повторил удар, загнав на этот раз лезвие почти по рукоять. Безликий охнул и осел под ноги мулу.
Затуманенным взором посмотрел на своего убийцу.
Рядом с Дейвисом стоял перепуганный сын и тянул его в повозку к матери.
– Мы выберемся, - извиняющимся тоном сообщил Дейвис.
– Я впрягу вашу лошадь, и мы сумеем оторваться.
Он открыл рот, чтобы возразить, но чуть не подавился кровью. Дейвис пробил ему легкое. Сплюнул. Красная слюна прилипла к подбородку, медленно сползая вдоль шеи.
– Добей, - прошипел.
Дейвис поспешно снимал с боевого скакуна железо и старался успокоить волнующуюся жену.
– Извините меня, - сказал Дейвис. Он оглянулся, ища признаки падальщиков.
– Я не могу позволить вам умереть. Падальщики. Вы же знаете, что они делают с людьми. Они отвлекутся на живого человека, и мы сможем покинуть проклятую дорогу и выбраться к Имперскому Тракту. Простите меня, если сможете.
Дейвис не сказал больше ни слова. Безликий подполз к камню, похожему на наконечник виллийской стрелы, выбрав его в качества изголовья. Он не хотел глупо пялиться в сторону уезжающей телеги.
Пенная Бухта волновалась. Близился шторм, который поднимет холодные воды со дна. Небеса медленно темнели, набухая влагой.
Падальщики приблизились не слышно. Они хотели есть, хотели дать выйти в мир новым тварям. Хрящевик вытянул вперед тонкое жало и скользнул им по горлу храмовника. Скоро они поймут, что их надули. И тогда обратят гнев на других.
Совсем рядом ударила молния. Каменное крошево Крыльев бисером полетело в море.
– Давай серафим, - прохрипел безликий.
– Может быть, сегодня нам повезет.
***
Он нашел их на следующий день, ближе к вечеру. Стоял глубокий туман и мокрый воздух нес в себе дух простуды. Доспехи пришлось бросить у обрыва. Без лошади ему придется и так туго. Жаль, они стоили своих денег.
Телегу перевернули на бок. Поклажа лежала на земле. Подойдя, он понял, что вещи в крови.
Дейвину обглодали лицо. Он лежал в груде из трех ковров, гобелена и медной посуды, в руках зажимая бесполезный ларец с золотом. Его жену оттащили в сторону.
Отвратительным комом к горлу подкатила желчь. Даже сейчас, после долгой службы в ордене, безликий не мог остаться спокойным. К такому невозможно привыкнуть.
Он оттащил тело к телеге. Тварь в чреве трупа чавкала, поедая не рожденное дитя. Он раздавил ее сапогом. Живот лопнул, в стороны брызнула вонючая слизь.
Сколько их еще в ней? Двое, трое? А в Дейвосе?
Глупый человек не захотел платить цену в две жизни. Вместо этого он отдал все четыре.
Мальчика падальщики забрали с собой. Увели, как Дикая Флейта уводит за собой очарованных ее песней на край пропасти.
Нужно перестраховаться.
Безликий бросил факел в телегу. Сырое, вымокшее после дождя дерево не спешило загораться. Шипело и фыркало, недовольное ужином.
Не нужно было отвлекаться на них. Его ждет Обитель. Этот парень. Он может спасти всех. Может освободить его.
Телега заполыхала яро, переваривая дерево, превращая тела в пепел.
Ему нужна лошадь. Имперский Тракт еще не близко. Он потерял два дня. Может потерять гораздо больше.
Гнилая веревка сдавила шею. Аурийское копье сковырнуло внутренности. Кинжал неприятно защекотал подмышку.
Мальчик. Он будет страдать. Никто не заслуживает стать колыбелью для падальщика.
Твари не могли уйти далеко. Им нужно высидеть потомство.
Безликий подарит ему быструю смерть. Чего нельзя сказать о падальщиках.
Безликий умрет еще раз. Он прекрасно знал об этом. Но храмовник мог себе позволить маленькую глупость - быть добрым к другим.
Глава 7
Обитель
В дверь постучали, перед тем как войти. Лотт фыркнул. Какая забота об уединении пленника. Интересно, ему дадут развлечься со шлюхой, если попросит?
– Лотт, - Квази сложила руки лодочкой. Чародейка сморщила носик, стараясь не вдыхать кислый запах каюты. Она вошла внутрь. Длиннополое одеяние подмело грязный пол.
– Нам так и не представился случай поговорить.
– Это верно, - простодушно ответил он.
– Ты хочешь есть?
– Нет-нет-нет, - Лотт взмахнул руками, всем своим видом протестуя над бесчеловечным предложением. Звякнуло железо.
– Пожалуй, откажусь.
Комната качнулась влево. Затем вправо. Таз с желчью зазвякал, катаясь по полу. Лотт с ненавистью следил за путешествием посудины и боролся с очередным приступом морской болезни. Если после смерти он попадет в ад, его запрут на лодке посреди океана.
Путешествие Лотт переносил плохо. Желудок не мог удержать и десятой доли съеденного. Марш не блевал разве что мочеными яблоками, которых на триреме было не так уж и много. За неделю он провонял кислым потом и чем-то настолько мерзостным, что крысы предпочли покинуть борт еще до того как корабль разнесет в щепки, а Лотт не сомневался, что так и будет.