Что-то мешало ей. Какое-то жужжание вклинивалось в упорное сопение жениха. Тара отвела взгляд от его раскрасневшегося лица и заверещала.

Сэм оторвался от любимого дела. Недоуменно уставился на Тару, потом обернулся, надевая штаны, и вытаращил зенки на самую огромную муху, какую только видел в своей жизни.

Жужжа парой полупрозрачных крыльев, состоящих из листьев граба и ясеня, тварь зависла над ними, разинув клейкий от слюны рот. Огромные глаза из зеленых яблок, черенки которых крепились к покрытому чешуей и зеленью телу, в тот момент она не сомневалась, смотрели прямо на них. Муха издала визг и рванулась вперед.

Фиалка-Тара вцепилась в жениха и успела только подумать о том, как будет горевать без нее отец, когда внезапно налетевший ниоткуда ветер закружил тварь и отбросил в сторону.

– Живо вниз!

Сэм сиганул со стога сена, и словил последовавшую за ним Тару. Поставил ее на землю. Только теперь до Тары дошло, что не он скомандовал ей прыгать.

Невдалеке застыла неверная, в модной нынче котте турмалинового оттенка, достигающей ей щиколоток. Квази, так ее представил отец Роланд. Тогда она вела себя скромно, от еды отказалась, предложенное вино чуть пригубила. В беседах не участвовала и все решили, что девушка просто не знает имперское наречие.

Она хотела было поблагодарить Квази. Сказать, что в Бельвекене никто не разболтает о том, что неверная применила колдовство, но не успела.

Слепленная из лоз и ростков муха налетела на нее, исцарапала жвалами лицо, начала кромсать тело, полосуя на лоскуты бежевое платьице.

Сэм зарычал и попытался наброситься на тварь, но муха легко увернулась от неповоротливого фермера. Старшая из сестер Бельвекен потеряла сознание. Муха заклекотала, готовясь прикончить девушку.

Огненная птица впилась в крыло твари, испепелила прозрачные листья-шелуху. Муха попыталась ретироваться, но без одного крыла могла только приподняться над землей, и снова рухнула вниз. Птица обратилась в исходящую паром пятерню. Дымчатая рука схватила тварь, зажав ее в кулак. Пятерня сжалась, контуры пальцев слились в одно целое. Дымчатый комок скукожился вначале до размера головы, затем стал вдвое меньше. Квази нарисовала в воздухе замысловатую фигуру и добила тварь.

– О боги, Тара, Тара! Что, что с ней, - потерянно лепетал Сэм Уоллис. Он прижимал к себе окровавленную невесту, пытаясь привести ее в чувство.

Квази оттолкнула его, оторвала клочок от испорченного платья Тары и принялась сноровисто перевязывать девушке раны. Травяная муха изуродовала старшую из сестер Бельвекен навсегда, но еще можно было спасти ей жизнь.

Далекий плеск воды заставил ее подобраться. Еще одно создание Зарока несло зло этому миру. Она пробудила Дар, сплела заклинание и послала солнечное копье в сторону шевелящихся камышей. Туда, где затаился враг.

Раздался треск ломаемых досок и мужской вопль. Вслед за этим тонкий девичий голосок выдал несколько крепких словечек, от которых покраснел бы даже сапожник.

– Смотри, какую хорошую лодку кто-то бросил, Кэт! На ней мы враз к людям доберемся! Давай спрячемся в кустах, Кэт, это нас не касается! Ой, Кэт, я не умею плавать! Чтоб тебя Лотт, кто из нас больше похож на женщину?!

Из кустов появилась маленькая щуплая девушка с лицом, сплошь покрытым вязью татуировок и глазами, похожими на две полновесные золотые марки. За ней, кашляя и сплевывая мутную воду, выполз парень в ношеной курточке и рваных штанах.

Девушка с желтыми глазами отжала воду из враз потяжелевшего плаща, уперла руки в боки и грозно глянула на опешившую Квази:

– Ты должна нам десять монет серебром, колдунья. И я не я буду, если не заставлю тебя заплатить за потерянную лодку.

***

Первой их заметила Фиалка-Мэри, младшая из дочерей Бельвекен. Сверкая грязными пятками, девочка, едва ли встретившая десять зим, скрылась за воротами, поднимая на уши всю округу.

Сэм Уоллис, красный и с вздувшимися на висках венами, от помощи отказался, предпочтя сам нести беспамятную Тару. Он кряхтел, сопел, но, подобно святому, проходящему испытание богов, упрямо шел к деревне Бельвекен.

Это была самая богатая деревня из всех виденных до этого Лоттом. Около нее паслись многочисленные стада, выедая редкую траву. Деревянные избы, массивные, из цельных бревен, могли похвастаться вторым и даже третьим этажами. Бельвекен раскинулся на обоих берегах Радужной. Так называли речушку местные. Над грязноватой водой высились как каменные, так и деревянные мостики, некоторые дома соединялись между собой веревками, по которым с помощью лебедок курсировали небольшие клети, нагруженные товарами или людьми. Издали деревня походила на огромный котел, в котором медленно доходила до готовности каша - местные мелькали в окнах и кричали что-то, в ворота въезжали и выезжали доверху груженые телеги. И над всем этим вились густые пары и мерзкий запах уксуса и желчи.

– Раньше деревня называлась так же, как и река. Люди часто голодали, а помощи от Синего Замка ждать не приходилось, - рассказывала им по дороге Квази то, что успел ей поведать перед смертью преподобный Роланд Тоунхен.
– Но двадцать лет назад сюда переехал Бавер Бельвекен с супругой. Он открыл здесь красильню. Со временем дела пошли в гору, и он год за годом скупил здесь все земли. Но людей не выгнал, а наоборот - дал им работу, за которую платил хорошие деньги. С тех пор красильня Бельвекен только процветала. Бавер наделял ткани тысячью разных цветов и оттенков. Такое мастерство не могли не заметить. Сам Гарольд Коэн, лорд Коэнширский пожаловал Бельвекену дворянский титул.