Палья. Не то чтобы плохо… Нет… Просто ты у них больше никто. Старик, и все. Брошенный в тюрьму старик.

Бокка. Сволочи!

Палья. Как в казарме. Только в казарме молодежь — веселые, здоровые солдаты. А там со всех сторон кашель, хрип, стоны… Пустые глаза. Пустые… Кругом омерзительные старики. И там до меня дошло, что я такой же старый и омерзительный, как они.

Бокка. Ладно уж, какие есть. Небось не красавцы.

Палья. Одному на соседней койке ночью плохо стало. Утром гляжу — ширма, а за ширмой он — мертвый…

Бокка. Ну-ну, будет, не думай об этом.

Палья. Некоторых тоже дети привезли на пару дней, как меня, и больше не появляются месяцами, годами. Я боялся, что со мной произойдет то же самое.

Бокка. Ты, Палья, прости если что…

Палья. Меня попросту сдали на хранение, как саквояж.

Бокка. Чего ж ты сразу-то не сказал?

Палья. Стыдно было.

Бокка. Стыдно пускай будет твоей дочери. Но Артур-то с Америго куда смотрели?

Палья. Они, оказывается, сговорились с Мариуччей и зятем. Джулиана бы этого никогда не позволила, но Джулианы больше нет. Им бы всем на тот свет вместо нее одной…

Бокка. Ну, а когда дочь за тобой приехала…

Палья. Я как увидел ее, расплакался.

Бокка. Нет… Когда она приехала, ты крикнул ей в лицо, что больше не дашь упечь себя в эту душегубку?

Палья. Говорил, но она не слушала. Рассказывала про гостиницу, ресторан, злилась на дороговизну…

Бокка. Они там развлекались. А тебя, значит, в приют.

Палья. Разве мы в наше время могли позволить себе бросаться такими деньгами ради какой-то увеселительной прогулки?

Бокка. Мы прожили жизнь без долгов и векселей, Палья, не то что нынешние. А как, бывало, нужда прихватит, так последнее золотишко — в ломбард; глядишь, и обернулся.

Палья. Бывало, потратишь… ну… на женщин, сущую ерунду, и то совесть замучит: от семьи оторвал…

Бокка. Ну, я-то, положим, не гулял с бабами. И теперь жалею. Было бы что вспомнить.

Палья. Нет, Бокка, нет. Не эти воспоминания дороги. У тебя славные дети, не чета моим неблагодарным. Любят тебя. Так что ни о чем не жалей, кроме молодости. Молодость, брат, сила, энергия — все это мы имели в достатке. Я ведь был сильным, Бокка!

Бокка. А я вообще состоял из одних мышц. И жира не было ни вот столечко.

Палья. По вечерам мы собирались с друзьями и до глубокой ночи гуляли по аллеям, где липы… аромат дивный…

Бокка. И сила тоже. Мне все говорили: ты, Бокка, силен как бык…

Палья. А смеялись… Как мы смеялись! Наш смех был слышен за десять кварталов.

Бокка. Летом, помню, в обед ходили купаться на реку. В холодной воде чувствовал себя здоровым, крепким, и руки-ноги слушались. Плавал, нырял, а после — на солнышко, погреться… Горячее было солнце…

Палья. Теперь уж солнце не греет. И там, куда меня возили, солнце тоже холодное… Очень холодное… Светит вовсю, а нам холодно… Так и сидим на лавках во дворе…

Бокка. Ты мне адрес оставь.

Палья. Какой адрес?

Бокка. Адрес, куда тебя возили.

Палья. Это еще зачем?

Бокка. Затем, что, если ты опять вздумаешь исчезнуть, я буду знать, где тебя разыскивать.

Палья. Думаешь, они снова меня повезут… туда?

Бокка. Нет. Больше не повезут. Но на всякий случай я должен знать, где это находится.

Палья. Значит, если они снова куда-нибудь соберутся, то…

Бокка. Если они соберутся, мы тоже соберемся.

Палья. Куда?

Бокка. Нипочем не догадаешься. Поедем к моей матери… Там места, скажу я тебе, загляденье.

Палья. Твоя мать? Сколько же ей лет?

Бокка. Да нет. В деревню поедем, где мать жила. У самого моря… Пляж, песок золотой… Давно мечтаю съездить туда перед смертью. Мальчишкой-то меня каждое лето возили. Море голубое, ракушки, песок… Знаешь, как там все обрадуются…