Шрифт:
Впервые она ударила меня этой палкой, когда мы сидели у меня в номере. Она только что передала мне «Медицинскую генетику» Виктора МакКьюсика и сказала: «Я встречалась с этим человеком, потому что он хотел взять кровь для каких-то анализов на рак».
Я объяснила, что он брал кровь для исследования клеток Генриетты, а не для того, чтобы проверить, нет ли у Деборы или у ее братьев рака. Тут она и стукнула меня палкой по ноге.
«Черт! — воскликнула она. — Теперь ты мне это говоришь! Когда я стала спрашивать его об этих анализах и клетках моей матери, он просто дал мне эту книгу, похлопал по спине и отправил домой». Она протянула руку, быстро открыла книгу и ткнула в нее пальцем: «Он подписал ее для меня, — сказала она, вращая глазами. — Было бы лучше, если бы он еще и объяснил, о чем эта чертова книга».
Каждый день мы с Деборой часами лежали, растянувшись, на кровати, читали ее материалы и беседовали о ее жизни. На третий день, ближе к вечеру, я заметила у себя на подушке толстую пеньковую папку.
«Это медицинские записи твоей матери?» — спросила я, протягивая руку.
«Нет!» — возопила Дебора. Ее глаза вдруг сделались дикими, она подпрыгнула и набросилась на папку, как будто боялась пропустить гол, прижала ее к груди и закрыла своим телом.
Я остолбенела; рука моя осталась протянутой к подушке, где только что лежала папка, и я бормотала, заикаясь: «Я… то есть… я не…»
«Вот именно, что ты „не“! — выкрикнула Дебора. — Ты что собиралась сделать с медицинскими записями моей матери?»
«Я думала, что ты положила их тут для меня… извини… мне не нужно читать их сейчас… все в порядке».
«Мы не готовы к этому!» — резко крикнула Дебора. Ее глаза были широко раскрыты, в них была паника. Она схватила свою сумку, набила в нее обратно все свои вещи, и кинулась к двери.
Я была ошеломлена. Женщина, которая валялась рядом со мной в течение нескольких дней, с которой я смеялась, пихалась и которую утешала, теперь убегала от меня, будто от погони.
«Дебора! — крикнула я вслед. — Я не собираюсь делать ничего плохого. Я лишь хочу узнать историю твоей матери, как и ты».
Она обернулась, в ее глазах все еще была паника. Она резко прошипела: «Не знаю, кому доверять», — и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
30
Захария
На следующий день Дебора как ни в чем не бывало позвонила мне в номер со стойки регистрации. «Давай спускайся, — сказала она. — Пришло тебе время поговорить с Захарией. Он про тебя спрашивал».
Встречаться с Захарией я не жаждала. Неоднократно я слышала, что из всех Лаксов он, безусловно, больше всех злился по поводу случившегося с его матерью и искал любую возможность расквитаться. Я все еще надеялась отпраздновать свое тридцатилетие, и, судя по всему, этому мог помешать тот факт, что я была первым белым человеком, который пришел в квартиру Захарии задать ему вопросы о его матери.
На улице Дебора, пока мы шли к ее машине, сказала: «У Захарии, после того как он вышел из тюрьмы, дела никогда не были в полном порядке. Но не беспокойся. Совершенно уверена, что он опять может говорить о нашей матери».
«Ты совершенно уверена?» — уточнила я.
«Ну, я привыкла копировать информацию о нашей матери и передавать ему, но потом ему надоело и в один прекрасный день он послал меня к черту. Набросился на меня с криками: „Не хочу больше ничего слышать о моей матери и об этом проклятом докторе, который украл ее клетки!“ С тех пор на самом деле мы об этом не разговаривали, — она пожала плечами. — Но он утверждает, что он в порядке насчет того, чтобы ты сегодня задавала ему вопросы. Нам нужно только поймать его прежде, чем он запьет».
Когда мы добрались до машины Деборы, двое ее внуков, Дэвон и Альфред, — застенчивые мальчики восьми и четырех лет — уже сидели на заднем сиденье и кричали друг на друга. «Вот они, два моих маленьких сердца», — сказала Дебора. Это были поразительно красивые дети, с широкими улыбками и большими темными глазами. Альфред напялил на себя двое иссиня-черных пластмассовых солнечных очков, одни поверх других, которые были где-то в три раза больше его лица.
«Мисс Ребекка! — крикнул он, когда мы залезли в машину. — Мисс Ребекка!»
Я обернулась: «Да?»
«Я вас люблю».
«Спасибо».
Я повернулась обратно к Деборе, которая рассказывала, что можно и чего нельзя говорить Захарии.
«Мисс Ребекка! Мисс Ребекка!» — опять закричал Альфред, медленно опуская обе пары очков на самый кончик носа и делая мне знаки бровями.
«Вы моя», — заявил он.
«Ой, да прекрати ты, — воскликнула Дебора, отвесив ему шлепок с переднего сиденья. — Бог мой, он прямо как его отец, мистер дамский угодник».
Она покачала головой: «Мой сын все время кадрит женщин, носится по улицам, напивается и принимает наркотики, как это делал его собственный папаша. Боюсь, он доведет себя до беды, и не знаю, что тогда будет с маленьким Альфредом. Боюсь, он уже и так слишком много знает». Малыш Альфред, не переставая, лупил Дэвона, хотя тот был старше и крупнее. Дэвон ни разу не дал сдачи без разрешения Деборы.