Когда палатка была разбита и огонь для ужина разведен, отец Эрнесто опустился на большой камень, снял желтые туфли и принялся массировать свои пальцы.

— Честно говоря, кирургик, никогда бы не подумал, что моя прооперированная нога так хорошо перенесет марш. Все это время я почти не вспоминал о ней. У вас поистине золотые руки.

Витус, который вместе с Магистром варил суп, ответил столь же учтиво:

— И эти руки хотят сейчас удостовериться, что процесс выздоровления протекает успешно, святой отец. Разрешите взглянуть. — Он склонился над мизинцем, бывшим виновником всех неприятностей, и оценил свою работу. — Да, выглядит неплохо. Ранка зарастает. Я еще раз смажу мазью доктора Шамуши и наложу компресс.

— Кирургик, я хочу потом прочесть благодарственные молитвы и включить вас в них. Одному Всевышнему ведомо, как вы меня выручили.

— Что вы, что вы! — замахал руками Витус. — Я сделал лишь то, что на моем месте сделал бы любой врач.

После трапезы августинец прочел обещанные молитвы, подвигнув и спутников присоединиться и дружно произносить бесконечно повторяющиеся фразы. Длилось это не меньше часа, пока наконец малютка Нелла не подала голос, положив конец благочестивому действу. Она была голодна и громко оповестила всех об этом. Коротышка, принимавший участие в совместных молениях, пропустил обычное время кормления и не дал малышке молока.

Теперь он поспешно бросился наверстывать упущенное. Сунул ребенку конец клистира в ротик, осторожно надавил на овечий пузырь и принялся кормить крошку, приговаривая при этом:

— Ну не плачь, моя овещка, папа пришел к тебе, моя куколка! Хряпай, моя рыбонька, разевай варежку пошире. Ну щё, вкусно? Натрескалась, моя овещка? У-тю-тю!

Он держал ее столбиком, пока она не срыгнула.

— Вот как славно мы срыгнули! У-сю-сю! И еще разощек! — Он снова сунул клистир в беззубый ротик, не смолкая ни на минуту.

Наконец малышка насытилась, и Энано пропищал:

— Ну вот и славно, ни капельки не осталось, вот и умнищка. Папощка накормил свою Неллу. Ты ведь у нас Нелла? У-тю-тю!

Неожиданно он прервал свой словесный поток и задумался.

— Не-е, никакая ты не Нелла, ты же у нас некрещеная. Все должно быть по-настоящему, со святой водой, с попом… Стоп! — Он оборвал сам себя на полуслове и вежливо обратился к монаху: — Отец Эрнесто, а ты не мог бы окрестить мою овещку? Мне кажется, это важно.

Эрнесто, растроганно наблюдавший за кормлением, опешил:

— Конечно, мой дорогой Энано, обряд крещения очень важен. Даже чрезвычайно важен. Это таинство, неразрывно связующее человека с Господом. Но боюсь, я не смогу выполнить твое пожелание, ибо для этого необходима не только святая вода, но и купель. Поэтому я предлагаю окрестить ребенка завтра в церкви Алесона. Уверен, мой тамошний собрат охотно пойдет тебе навстречу.

Если кто-нибудь подумал, что Коротышка будет счастлив от такого предложения, он ошибся.

— С позволения сказать, Божий щеловек, — смущенно проговорил он, — я не хощу, щёб мою куколку трогали щужие руки, хощу, щёб все среди своих произошло.

— Да, но без купели…

И тут вмешался Витус:

— Простите, святой отец, но есть ли в Писании место, где была бы определена форма такой купели?

— Что? Вы имеете в виду прямое указание? — Эрнесто окинул мысленным взором свои, вне всякого сомнения, изрядные познания, несколько раз покачал головой и пришел к выводу: — Нет, насколько мне известно, нет. Если не ошибаюсь, Иоанн Креститель, сын Захарии, не пользовался специальным сосудом. Он крестил верующих просто в реке. Однако здесь нет реки, кирургик.

Витус мягко улыбнулся:

— Это верно. Но у нас есть с собой вода. И котелок.

— Так оно и есть, святой отец, — вмешался Магистр. — У нас есть котелок, который чудесно подойдет в качестве купели. Сейчас он, к сожалению, еще слишком горячий, чтобы послужить святой цели, но, думаю, не позже утра он остынет.

Отец Эрнесто сдался:

— Видно, дети мои, Всевышний избрал меня на эту роль, так что не смею уклоняться от нее.

— Амен, — радостно прочирикал Коротышка.

После короткой ночи — день еще только занимался — Эрнесто позаботился о чистоте котла и подготовился к ритуалу. Малышка гукала, что отнюдь не мешало торжественности момента.

— О ты, дитя мужчины и женщины, — начал он звонким голосом, — дочь Энано… Э-э-э?..

Ему пришлось прерваться, так как он не знал фамилии отца.

— …из Аскунезии, — подсказал Витус.

— Дочь Энано из Аскунезии, — продолжил августинец, — я молю Господа нашего Иисуса Христа, дабы Он благословил тебя, ибо сказано в Священном Писании: