Мафиози жестом пригласил Берлянчика в машину. С опаской по­косившись на беспокойного «бухгалтера», Додик осторожно устроился рядом с ним. В машине пахло французскими духами, свежевымытой со­бачьей шерстью, нагретостью дорогой аппаратуры и ароматизированной пастой для приборной панели.

— Ира, прогуляйся по бульвару. Мы немного побеседуем.

Женщина открыла дверцу и вышла из машины.

— Господин Берлянчик, — сказал Пума, — как вы смотрите на то, если мы вернёмся к нормальным мирным отношениям?

Берлянчик ещё раз воздал хвалу сказочному всесилию венероло­га и ответил:

— Честно говоря, с восторгом!

— Я надеюсь, вы не сильно обиделись на нас?

— Ну, как сказать... Если вам ночью затыкают кляпом рот, а потом крадут через окно, то сами понимаете. Чувствуешь себя не так, как в Кремле на юбилее.

— Ну, тут мы оба виноваты. Давайте будем справедливы, гос­подин Берлянчик. Скажите, вы бы купили ваши «Виртуозы Хаджибея», да ещё за такую мизерную цену, если бы Газецкий не просил меня об этом? Нет. А получили бы льготный банковский кредит? Тоже нет. А вы сорвали платный вечер и угостили нас концертом скрипачей.

— Это была клубная программа.

— Какого клуба? — рассмеялся Пума. — Гениев? Классная идея… Вы не боитесь превратиться в городского сумасшедшего?

— С хорошей манией — пожалуйста.

— Тоже верно. Ладно, по рукам! Дача — это в прошлом. Так, слегка погорячился. По правде говоря, вы мне даже чем-то симпатич­ны. А почему бы нет? Это коммуняки нас сделали ворами и бандита­ми, но сейчас другая жизнь, и мы, естественно, другие. У меня свои заводы, банки, бары, салоны, казино, друзья в музах и правительст­ве. И вы тоже не с пеленок занимались вундеркиндами — были «швейка» и коптильный цех… А теперь бог в помощь: растите своих Ойстрахов и Бальзаков.

Услышав «Ойстрахов и Бальзаков», районный «бухгалтер» встал на передние лапы и грозно заурчал. «Сидеть!» — скомандовал хозяин и громко окликнул жену, которая прогуливалась невдалеке от машины.

— Доктор, — повторил Пума, — обещаю, что больше вас никто не тронет! Вот моя визитка. Можете вернуться в свою квартиру и хо­дить без пистолета. До свидания!

Берлянчик вышел из машины, и она, лихо развернувшись, рину­лась под все запретительные знаки, унося очарование его дачной знакомой и серьёзную вытянутую морду «бухгалтера», торчащую из ок­на. «Выбрось её из головы! — сказал себе Берлянчик, со страхом об­наружив, что монархистка не выходит у него из головы. — Не трогай льва, не тяни его за хвост. Оставь в покое жену бандита!»

В этот момент из глубины аллеи появился Гаррик Довидер, застыл на обочине дороги и, свернув ладони рупором так, словно, опасался чужих ушей, заорал на весь бульвар, что он уже повидался с Борей О’Конноли и что тот согласен взяться за «Мираж».

На встречу с Ириной Филипповной Клечко-Заамурской, лидером местных монархистов, шеф «Монако» господин Горчак явился с чемода­ном куриных перьев. История этих перьев явилась следствием тех счастливых возможностей, какими изобилует наша жизнь для энергич­ных и предприимчивых людей.

За неделю до этого в шикарный офис Горчака, устроенный в бывшей парной, явился представитель солидной аргентинской фирмы, который свободно говорил по-русски, но с заметным одесским акцен­том. Он протянул свою визитку и сделал Горчаку два одинаково за­манчивых предложения. Первое из них касалось электросиловой проб­лемы: он дал понять, что у Аргентины сильные позиции в Министерст­ве энергетики Украины, и что за небольшую мзду он может выбить в Киеве дополнительный лимит для акционерного общества «Монако». Вто­рое предложение было столь же простым и золотоносным, как народный автомобиль Генри Форда или нефтяные поля Поля Гетти. Речь шла о куриных перьях, которые бесславно гнили в глубоких оврагах и тран­шеях областных птицефабрик, в то время, как на них был острейший спрос на рынках Европы и Азии.

Шеф «Монако», который открывался любой возможности выйти в одесские Форды с одержимостью бывшего секретаря парткома строи­тельно-монтажного управления, уже через день сидел в кабинете ди­ректора одной из ближайших птицефабрик. Кроме директора, в кабине­те были главбух и главный зоотехник, крупный мужчина с массивным носом и небесно-ясными от утренней протрезвелости глазами. Он на­висал над плечом директора, упираясь двумя руками в стол, и смот­рел на Горчака с такой озверелой деловитостью, на которую способны только отъявленные пропойцы. Главбух, худая женщина средних лет, стояла в какой-то сиротской позе, привалясь плечом к стене и упе­рев взгляд в носок сапога с кисточкой на голенище, которым она во­дила, как жерновом. При этом она держалась за концы косынки, повя­занной под подбородком, и всем своим видом давала понять, что не верит в успех перьевой затеи.

Горчак нетерпеливо ёрзал на кончике стула и загибал пальцы по одному, перечисляя все те преимущества, которые принесла бы совместная деятельность птицефабрики и «Монако». Утилизация кури­ных перьев — раз! Строительство цеха и сушки — два! Шитье подушек и одеял — три! Новые рабочие места для пенсионеров и инвалидов — четыре! Оставшийся мизинец Горчак приподнял над головой и обвёл присутствующих многозначительным взглядом:

— Ну, и пять — это, конечно, ваши личные интересы! — сказал шеф «Монако», загибая последний палец.