Для того чтобы освободиться от общепринятого шаблонного понятия «анализ», настраивающего нас на традиционные процедуры разложения целого на части (= «умерщвления целого»), мы будем чаще использовать понятие «исследование», которое предполагает взаимодействие процессов анализа и синтеза, и позволяет акцентировать в большей степени понятие «синтез». Границы естественного языка и терминологического языка науки не позволяют нам вводить в обиход вместо привычных оборотов типа «анализ языка», «анализ речи» такие выражения, как «синтез языка», «синтез речи», чтобы показать, что воплощает в себе язык и что конденсирует в себе речь.

К сожалению, традиционные научные штампы сбивают исследования на препарирование «живых», функционирующих объектов, на их дискретизацию и каталогизацию и атомарное рассмотрение. Атомарные «кусочки» объекта, исследуемого методом анализа, можно, конечно, синтезировать по-разному и до бесконечности. Но будет ли такое «исследование» продуктивным, не превратится ли оно в вечный разговор о том, чего на самом деле не существует?

Чтобы освободиться от подобного методологического алхимизма, мы предлагаем исследовать когитологические объекты, действенный анализ которых (в нетривиальном смысле!) постоянно корректируется синтезом. Это позволяет не вводить в исследование инородные аналитические элементы, противоречащие природе рассматриваемого комплексного объекта. Такого рода аналитические элементы были выведены на основе рациональной схемы «ВЕЩЬ ДЛЯ МЕНЯ» без учета природы самой вещи. Вызывают удивление и недоумение призывы сторонников разрушительного эксперимента в науке, смысл которых сводится к тому, что эксперимент предполагает анализ свойств объекта, изолированного от связей, характерных ему в природе. Спрашивается, что это за природа объекта, который изолирован от внешних связей, от своей привычной среды?

Говорящий субъект сохраняет более или менее целостность языка, руководствуясь лозунгом «ЯЗЫК ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА». Попытаемся сохранить осторожность и корректность при обращении к языку как объекту исследования, провозглашая лозунги «ЯЗЫК ДЛЯ ЛИНГВИСТА», «ЯЗЫК ДЛЯ ФИЛОСОФА», «ЯЗЫКО-СОЗНАНИЕ И РЕЧЕМЫШЛЕНИЕ ДЛЯ КОГИТОЛОГА».

Если рассматривать человека как часть природы и общества, необходимо признать, что сущность человека определяется главным образом его отношениями к внешнему миру в рамках установившегося миропорядка. Аналогичным образом сущность слова проявляется в его отношениях с другими словами и единицами языка или определяется языковой системой, которая выступает по отношению к нему как целое. Как видим, проблема соотношения части и целого не только социальная и философская, но и лингвистическая проблема.

Обратимся, однако, сначала к наиболее распространенным мнениям о соотношении части и целого в европейской и восточной традиции.

В соответствии с европейским идеализмом «в подлинном смысле есть только целостность и … частей не существует» [28, 55].

Согласно буддийской точке зрения, «каждый предмет состоит из частей. Например, табуретка. Мы берем ее в руки и начинаем изучать. Мы видим, что она состоит из сиденья и четырех ножек. Сиденье является ли табуреткой? – Нет. Можно ли назвать табуреткой каждую из ножек? – Тоже нет. А клей, которым они склеены? – Тоже нет. Получается, что табуретка не содержится ни в одной из частей. Как же части, в каждой из которых нет табуретки, могут составить табуретку?.. вывод: целое несводимо к частям…» [28, 54].

Таким образом, буддизм… из тех же посылок делает противоположный вывод и идет еще дальше, ср. «Если целое не присутствует в частях – значит, его просто нет» [28, 55].

Заслуживает внимания в этой связи толкование данной проблемы представителями восточного мистицизма, ср.: «Часть не может быть целым, это обычная логика. И если мир – механическая вещь, тогда это правда. В органическом единстве применима другая математика: часть есть целое. Вы существуете не как отдельное образование, полное в себе. Нет! Вы существуете не как остров, вы существуете как волна в океане, органическое единство, вы едины: океан движется и «волнуется» в вас, вы не можете существовать без океана. А если вы понимаете глубоко, океан тоже не может существовать без вас, вы полностью слиты вместе. Вы можете сказать, что в каждой волне есть океан и что океан – это не что иное, как всеобщность всех волн» [38, 311].

Спекулятивность буддийской аргументации кроется в манипуляции такими определениями отношений, как: «состоит», «называется», «содержится», «несводимо». Отношения содержания нетождественны «составным» отношениям – табуретка состоит из ножек и сиденья, но не содержит ножки и сиденье. Точно также ножки не содержатся в табуретке. Иначе – части не содержатся в целом. Данное целое состоит из частей. Это отношение комплектования, структуризации предмета.

Название целого можно переносить на названия его частей, но это возможно только в том случае, когда искомое название будет соотноситься с какой-то более или менее явной ситуацией и войдет в комплексное наименование, которое уже выполняет не только функцию называния, но и функцию обозначения, ср. сломанная табуретка. Маловероятно, что вся табуретка может быть сломана. Сломанной обычно бывает какая-то ее часть или части, например, «ножка», «сидение». Следовательно, наименование сломанная соотносится с частью предмета, хотя базовое слово табуретка именует целый предмет. Если быть еще более точным, то можно сказать, что базовое слово именует целый предмет, но в условиях синтагматической детерминации обозначает часть целого предмета, ср. табуретка и сломанная табуретка (= «сломанная ножка табуретки» или «табуретка со сломанной ножкой»), X сломал табуретку (= «X сломал ножку табуретки»).

Название части в данном конкретном случае нельзя переносить на целое, табуретку нельзя назвать ножкой табуретки. Однако примеры переноса части на целое довольно часты в языке. Они тщательно описаны в стилистических исследованиях, зафиксированы терминологически как явления метонимии и ее разновидности (pars pro toto).

И все же в концептуальном и языковом сознании нет однозначного ответа на вопрос о том, что считать частью целого. Является ли, например, «нос» частью «головы», а «голова» – частью «человека»? Может быть, правильнее было бы сказать – «нос» является частью части «человека» (= «головы»). Любая часть не соотносится с целым напрямую. Она действительно является, прежде всего, частью части.