– Никакого Лукаса я не знаю. В этом доме живет сеньор дон Мауро Лукас, – отвечал слуга, ударяя на слове «дон».

Дон Раймундо, уж я-то его знаю, даже с лица спал от гнева. Голос его дрогнул (только сердце молчало).

– Янакоча просит дона Мауро Лукаса принять ее дары.

Он выложил подарки (только сердце его молчало). Единственный глаз Эсекиеля Серы замаслился при виде фруктов. Эти чудеса не растут здесь в горах!

– Сейчас доложу, – пробормотал он.

Вышел. Вернулся.

– Дон Мауро завтракает. Будете ждать?

– Мы ехали сюда пять дней! – воскликнул Хуан Марсело, бледный от негодования.

– Не беда. Мы с удовольствием подождем, – громко сказал Эррера (только сердце его молчало). Встало солнце, но не согрело нас. Наконец изукрашенная резьбой дверь отворилась, появился Мауро Лукас. Жирный, так и лоснится весь. Ходит медленно, говорит не спеша.

– Чем могу служить вам, сеньоры?

Он спесиво глянул на нас. Ну-ка, сейчас мы посмотрим, из чего делают таких гордецов! Сейчас посмотрим! Снег лежал обагренный светом зари. Я схватился за нож.

Но Раймундо Эррера поклонился (только сердце его молчало).

– Община Янакочи просит тебя принять ее жалкие дары… Мы принесли их тебе, о страж нашей Грамоты, чтобы отблагодарить за твою отвагу, за то, что ты сберег доказательство наших прав.

Наступил полдень. Раймундо, я не знаю почему, очень мало спит. По вечерам он молчит, измученный и ослабевший. Утром, как солнце взойдет, вроде как выздоровеет – опять говорить может.

– А вы кто такой?

– Я Раймундо Эррера, гражданин Янакочи, селения, которому принадлежит Грамота, данная тебе на хранение.

– Ничего не знаю!

– До войны с Чили члены Совета нашей общины, вот они здесь стоят, отдали тебе на хранение Грамоту.

– Не помню такого.

У меня в глазах потемнело. А когда я вновь обрел зрение, увидел, что старый Эррера (заговорило сердце его, исполненное гнева!) яростно душит Мауро Лукаса.

– Говори, куда дел нашу Грамоту, не то убью!

Лукас пускал слюни.

– Сейчас ты умрешь, гад, и даже могильные черви побрезгают тобой!

– Ты задушишь его, Раймундо, и мы никогда не найдем Грамоту! – крикнул я.

Эррера разжал пальцы. Лукас, кашляя, поднялся с земли. Эррера снова поклонился (и снова сердце его молчало).

– Дон Мауро Лукас, господин Карамарки, прости меня, неблагодарного. Я был так глуп, что оскорбил тебя. При всех прощу у тебя прощения. Накажи меня как хочешь, только не сердись.

Я поднес Лукасу водки. Он наконец пришел в себя.

– Не желаю я разговаривать с этим человеком.

– С кем согласишься ты говорить? – спросил я.

– Кто здесь старший?

– Я старший, дон Лукас, – отвечал Хуан Марсело.

Вы что, хотите меня напугать? Попробуйте-ка! Ругательствами да дракой ничего не добьетесь. Ну, убьете меня, а что толку? я довольно пожил на своем веку. И ты, Марсело, тоже немало пожил. На всем белом свете один только я знаю, где хранится Грамота Янакочи. Помру я, где вы тогда отыщете свою Грамоту?

– Истинную правду говоришь ты, дон Мауро.

– Чем пугать меня зря, вы бы должны угощать меня, одаривать, обхаживать.

– Все верно, все так, дон Мауро.

– Не одна Янакоча! Другие селения тоже просили меня взять на хранение их грамоты, потому что всем известно, какой я честный человек. Ведь это что за риск! Всем своим имуществом я рисковал. Другие селения отблагодарили меня за то, что хранил их бумаги.

– Золотые твои слова.

– Мало ли я опасностей перенес, разве не следует меня вознаградить?

– Следует.

– Слушайте, жители Янакочи: я человек небедный и хотел взять с вас столько, сколько стоило бы держать корову – подумайте, одну лишь корову – за Грамоту, которая хранит в вашем владении пшеничные и картофельные поля, пастбища, ущелья и горы! За все те годы, что я бесстрашно берег (и теперь об этом жалею) вашу Грамоту.

– Янакоча никогда не сможет достаточно отблагодарить тебя, дон Лукас. – Мы поклонились (согнулись наши спины, но несгибаемыми оставались души).

– Да, так я думал прежде. Но теперь, когда этот убийца посмел наброситься на меня и чуть не лишил жизни, разве могу я ограничиться такой платой?

– Этот человек будет бит плетьми на твоих глазах, дон Лукас. Сколько ударов ты повелишь дать ему за его дерзость?

– Какой смысл господину сдирать шкуру со слуги?

– Чего же ты хочешь, сеньор?

Он указал на пустырь.

– Вы все провинились передо мной. Разве справедливо отпустить вас, взявши с вас только деньги?

– Ты говоришь разумно, дон Лукас.