Шрифт:
Лариса. Хочу привлечь широкое внимание к делу моего мужа.
Защитник. Зачем?
Лариса. Разве не понятно? Если в суде я не могу добиться справедливости, значит, мне не остается ничего другого, как обратиться за помощью к народу.
Защитник. К народу? (Смеется.)
Лариса. А чего вы смеетесь?
Защитник. Да так. Стишок вспомнил: «Служи народу, ты не барин,/ Служи, при этом примечай:/ Народ премного благодарен,/ когда ему дают на чай».
Лариса. Пошлый стишок. Это вы сами сочинили?
Защитник. Нет, не сам, а поэт Арго в середине прошлого века.
Лариса. В далекой древности. Когда люди еще не понимали, что народ — это святое понятие.
Защитник. Именно тогда-то и понимали. Пока не поняли, что это чушь. Народ никогда ничего не решал, не решает и решать не будет. Для того чтобы у нас решить какой-то вопрос, надо не на народ рассчитывать, а действовать через нужных людей, тихо, гордыню свою никак не выказывая. Если вас в чем-то обвиняют, надо признать вину, покаяться, попросить прощения, и, как говорится, повинную голову меч не сечет. Поймите, прокурор и судья — они ведь тоже люди, но на них оказывается давление. В совещательной комнате стоит телефон, так от одного его звонка судью охватывает панический страх. Сам по себе он добрейшей души человек. Но он человек долга, понимаете? И если долг ему что-то велит, так он уклониться никак не может, он же патриот.
Лариса. А если патриот, значит, жертву свою должен добить до конца?
Защитник. Но сейчас для судьи возникла сложная ситуация. Понимаете, каким-то образом дело вашего мужа, ну совершенно рядовое, попало в печать, в Интернет. Журналисты и блогеры его подхватили, раздули. Правозащитники еще раньше вас обратились в Европейский суд по правам человека. появились статьи в иностранной прессе, а через печать это дошло до Ангелы Меркель.
Лариса. До самой Ангелы Меркель? И что же она?
Защитник. Да она-то ничего. Но ее подслушал президент Обама и обещал поднять вопрос о Подоплекове на ближайшем саммите и арестовать в Америке кого-нибудь из русских торговцев оружием.
Лариса. А что думает об этом Мешалкин?
Защитник. Мешалкин? А почему вы думаете, что он что-нибудь думает?
Лариса. Но он ведь судья?
Защитник. Вот именно. Если бы он что-нибудь думал, то вряд ли был бы судьей. Но в данной ситуации… Он, конечно, очень сердит, но, с другой стороны, желает избежать международного скандала и даже готов освободить вашего мужа.
Лариса. Так в чем же дело? Пусть освободит.
Защитник. А как?
Лариса. Да очень просто. Он скажет «освободить», секретарь запишет «освободить», а этот вот откроет клетку, и все.
Защитник. Какая вы наивная. Как же можно освободить кого-то, если он сам об этом не просит? Нет, надо, чтобы он признал свою вину, покаялся… и все, и очень просто.
Лариса. Но вы же и раньше настаивали, чтобы Леня признал вину и покаялся. Но тогда вы обещали ему урановые рудники.
Защитник. Ну было это, было. Но тогда дело еще не дошло до Меркель и Обамы, а теперь ситуация изменилась в вашу пользу, ловите момент.
Лариса. А что, если он признается, покается, а вы его обманете?
Защитник. Как вы можете так думать? Я же православный человек!
Лариса. Православный — значит хороший?
Защитник. Значит — очень хороший.
Лариса. А католик?
Защитник. Католик будет похуже.
Лариса. А мусульманин, иудей, буддист?
Защитник. Хуже всех атеисты. Так как же мое предложение?
Лариса. Я могу поговорить с Леней, но за результат не ручаюсь. Он ведь такой гордый, правдивый и непреклонный. Никакой компромисс с совестью для него неприемлем.
Защитник. Я понимаю. Очень хорошо понимаю, я сам такой. Но любящая жена, если б она у меня была, могла бы сделать со мной все что угодно. А вы же любящая. Вот и постарайтесь. Покормите его чем-нибудь вкусненьким, напомните о несовершеннолетней дочурке, о маленьком сыночке, о вашем сложном материальном положении. Наконец, приласкайте его по-женски, сами знаете как.
Лариса. Ну хорошо, я поговорю, приласкаю, он покается, его выпустят, — а потом какая гарантия, что его снова не схватят, если опять придем куда-то не туда?
Защитник (понизив голос). Потом гарантии нет, но будет возможность сбежать. Понятно?
Лариса. Понятно.
Защитник. Ну что, идем?
Лариса (вздыхает). Ой, я даже не знаю. (Дочери.) Светка!