Когда розовая, так сильно раздражающая женщину кофточка внучки скрылась за аркой в самом конце коридора и стала едва различима , то женщина глубоко вздохнула, затем поморщилась и произнесла:

– Странно, очень странно.

Виктория принесла в дом едва ощутимый, но удивительно сладкий, отдающей ноткой пачули и земляники запах редчайшей силы. Неведомой и поэтому опасной.

Сделав шаг вперёд и прислонившись спиной к стене, Рубина закрыла глаза, на миг замерла и словно бы к чему-то прислушалась. Затем через пару минут, открыла глаза и хмуря лоб, озабоченно пошла следом за внучкой. Она собиралась выведать у Виктории всё в мельчайших деталях, все, что произошло с ней за первый проведённый день в новой школе. Цок, цок зацокали каблуки её домашних отделанных мехом французских туфель, стуча по мраморной плитке, затем их стук затерялся в пушистом, цвета растопленной карамели ковре. Рубина улыбнулась, сменяя гнев на милость, зная, что подобрать ключ к душе Виктории будет тяжело. Но, сила и открывавшиеся вместе с ней перспективы, а также возможности служебного повышения в её ведьмовской карьере всё перевешивали. А, поиграть в кошки мышки с ненавистным отродьем Людмилы будет даже интересно.

Рубина слишком давно была ведьмой. Проигрывать она не умела.

В школу сегодня я идти не хотела. Как чувствовала.

Серые тучи, тёмное небо и дождь, начавшийся с пары капель ночью, разбудил меня лёгким шелестом по стеклу, а утром усилился, превратившись в монотонный холодный ливень.

Кашицу под моими ногами, обутыми в ботильоны, образовывал, тая, умирающий под небесной водой грязный, сморщенный снег. Тротуарная плитка окончилась возле школьной калитки, сменившись на выщербленный асфальт.

Прошедшая ночь была беспокойной, тревожные смутные сны посетили меня - и я проспала, не услышав, как мелодично сигналит, надрывающийся вовсю будильник.

Виктория Ханнис и Катарина, казалось, меня поджидали, болтали, спиной упираясь о закрытые металлические шкафчики. Мельком разглядела, что Ханнис в розовом, до середины бедра свитере и чёрных лосинах, плотных, но подчёркивающих всё её достоинства. Катрина как всегда незаметная. Сегодня на ней было нечто неопределённое, то ли желтое, то ли серое платье, или всё же комбинезон. Я спешила, поэтому вскользь ответила на приветствие, убедившись, что Катарина всё же в платье и оно желтое с серыми поперечными полосами, идущими в ряд.

И не такое бывает, когда от недосыпа глаза будто набиты песком. Ночь порой удивительно коротка, а утро всегда наступает. Будь оно неладно!

Пять минут до звонка. Сегодня первым уроком - английский. Лениво рассматриваю поблекшие обои и зелёную блестящую в свете потолочных ламп доску. Спать хочется нестерпимо.

– Дженсен, не поверишь, а мы по тебе скучали,- сказал заметно прибавивший в весе Боксёр, тараща на меня свою заплывшую харю. Его карие с поволокой глаза недобро блестели, да ещё плотоядно улыбался, как пиранья, вернувшаяся в родные края. Я зевнула, спонтанно прикрыв рот ладошкой. Туго соображала, поэтому вела себя неадекватно.

Моё равнодушие разозлило его, и он с усмешкой добавил, наклонившись и положив мне на парту свои толстые, короткие пальцы с обгрызенными под самый корень ногтями.

– О, я очень скучал по тебе Дженсен. Мы все по тебе скучали.

Голос Кейна и Сержа, входящих в открытые двери, не спутала бы ни с кем и никогда и не ошиблась, принимая их владельцев за кого-то другого. Увы, такая жалость и даже иллюзорно, притворившись, я не имела выбора.

Прошли мимо меня, оставляя в воздухе запах парфюма. Холодного и резкого, наверное, стянутого у предков. Я тупо молчала, возможно, вытаращив глаза и пялилась на облегающий свитер Жоржа коричневый, как медвежья шкура.

И всё что могла думать: ' всё Дженсен, сплошная чёрная полоса. И как ни крути, прощайся со спокойной жизнью'.

Я тихо вздохнула.

Хлопнула и закрылась кабинетная дверь. Хлопку вторил дребезжащий, потревоженный металлический брелок- якорёк, украшающий связку ключей, жёстко вторкнутых в сердечник замка. Пара секунд передышки и пауза.

Не дождавшийся от меня ответа боксёр, выпрямился, убрал руки с парты и отошел, нахмуренный и злобный, исчезая позади меня, направляясь к последнему ряду. Кураторша пару секунд, словно что-то решая, стояла у самой двери, затем зацокала по полу каблуками, преодолевая последние метры, ведущие к её длинному, рабочему столу.

– Здравствуйте дети!- сказала она, улыбаясь, затем присела на стул и раскрыла журнал, приступая к обыденным действием.

Первый урок начался, но мой день уже был испоганен. Сука жизнь, злодейка фортуна, а также всёрешающая, не знающая компромиссов судьба. Три сестры, шайка заговорщиц, тварей, о, как сильно я вас порой ненавидела. Особенно сильно в такие моменты, раскрашивающие всё хорошее, что было, перекрашивающие мою и без того тяжёлую жизнь в чернильно-чёрные тона. И не зря, ведь меня никогда не щадили и сострадание им было неведомо.

' Эх', сжала руку в кулак. Утешая и обманывая себя иллюзорной мыслью, ' что когда-нибудь, всё же закончится, я вырасту и уеду отсюда к чертям, и всё закончится, обязательно закончится. Всё именно так и будет. Обязательно'. Говорила себе и не верила. А сердце внутри тоскливо сжималось, тикали часики, и жизнь, как ни крути, продолжалась.

Предпоследний урок- физкультура, а для меня катастрофа там оказаться. Переживу я его или нет- вопрос на пору сотен долларов.

Подходящей к концу школьный день я провела буквально как на иголках, терпя многозначительные суровые взгляды группировки Кейна. Но, сговорившись, они испытывали моё терпение, откладывая на потом все горести и подарки судьбы, задуманные по их воле. И я так и не поняла, терзаясь сомнениями, тревожась, накручивая себя, не зная чего ожидать от тех, у кого якобы временная амнезия, слишком блестящими были их глаза, наполненные предвкушением.