Кир наблюдал, не веря своим глазам, как парень схватил свой меч, подпрыгнул и одним точным ударом перерубил кровососу шею.

Ветер исчез. Тишина была оглушительна. Затикали часики. Блондинка пришла в себя и рассеянно озиралась по сторонам, не помнящая и озадаченная.

– Бежим,- сказал Джеймс, помогая Киру подняться. Блондинку он перекинул через плечо.

– Как?- спросил Кир и улыбнулся.

– Все вопросы потом Кириан, -прошептал Остин, добавляя:

– Не отставай!

И они побежали наверх к воздушной шахте, рядом с которой был лифт, предусмотренный как раз для непредвиденной ситуации. 'Иногда, всё-таки бывает полезно тщательно покопаться у вампира в голове, особенно когда вампиру об этом не известно'

Когда фортуна и судьба были не равнодушны к нему, и добро побеждало, Джеймс знал ,что ещё один день прожит не зря. В такие моменты сомнений в собственной значимости у парня не возникало.

Он открыл глаза, просыпаясь, лёжа в своей двуспальной кровати. Затем, слегка поднял голову, и сердце кардинала пропустило удар. Опять темно. На оконном стекле живым одеялом ползают мухи. Серая и плотная паутина свисает со штор, доходя до ковра, теряясь в щелях батареи. Вздохнул, хотел закричать, но только протяжный хрип вырвался изо рта.

Всё началось две недели назад. Кошмары сводили с ума. И необъяснимо отдельные фрагменты из снов кардинала перемещались в реальность.

Кардинал отощал и почти все его, когда-то густые волосы выпали, обнажив покрытый пигментацией череп.

Его руки дрожали, голос охрип. Появился кашель, и хрипы до боли раздирали гортань. Кардинал понимал: он проиграл. Его мечты не осуществились, а день расплаты с каждым пробуждением всё ближе.

В который раз ему не понять: то ли утро, то ли вечер, а может полдень уже на часах. Бенедикту хотелось пить. Его язык разбух, а сухие губы потрескались. 'Почему никто не навещает меня? Неужели, ещё рано, а может, ночь ещё не закончилась'?

Молодой прислужник, рыжеволосый парень. Как его там. Ах, Питер, каждый день, приходил с чашечкой кофе и папкой с отчётом в пять утра.

Бронзовый колокольчик стоял на комоде, но до него ему нужно ещё дотянуться. Кардинал повернулся на бок и тощей рукой провёл по гладкой деревянной поверхности комода. Еще чуток усилий и в руке Бенедикт сжимал прохладный кончик заветного колокольчика. Легкое движение пальцами. 'Что за'? Он повторил звонок, уже с большей амплитудой движенья и силой. Затем, прислушался, пытаясь уловить исчезнувший куда-то звук. Пауза. Тишина. Ни звука.

' Что происходит? Я сплю. Нет, не может быть. О. кто-нибудь, пожалуйста, помогите проснуться!'

Словно в ответ - лёгкий ветерок неизвестно откуда. Запах гнили и разложения, заставил кардинала сглотнуть, почувствовать, как оседает премерзкий запах, ощущаясь отвратительным вкусом на языке. Словно, во рту у него оказался кусочек гниющего, испорченного фрукта. От таких мыслей Бенедикта бросило в пот, и желудок кардинала взбунтовался. 'Нет, это не сон. Все реально'.

Страх заставил вскочить и сесть на кровати. Холодный ветер мгновенно пробрался под фланелевую пижамную ткань. Заставил его поёжиться. Холод коснулся босых ступней кардинала, задержался и пощекотал пятки, оставляя за собой потерявшую чувствительность кожу и онемевшие фаланги пальцев.

Он выронил колокольчик, неслышно упавший на одеяло. Инстинктивно оттопырил воротник сорочки и замер. Привычная толстая высокопробная серебряная цепочка пропала.

– Ах, - прохрипел кардинал. Зубы застучали от страха и разом взмокли ладони.

Лёгкий шелест. Близкий шорох, рядом с кроватью. От внезапного гудения у кардинала заложило уши.

Чёрный рой жирных мух стал сползать со стекла, плавно стекая на пол, оставляя за собой слизь и прозрачные кусочки крыльев. А кардинал всё смотрел, не отрывая взгляд, от окна надеясь увидеть небо и солнце. Его брови поднялись вверх, словно лохматые дуги, а тонкий рот раскрывался всё шире, образуя удивлённое: 'о'.

Серость и чернота пейзажа открывшегося из окна его взору, заставила Бенедикта перевести взгляд на увеличившуюся в размерах, гудящую, раздражающую уши кучу роящихся насекомых. Чёрных жирных, превращающихся в некое подобие человеческой фигуры.

Он закричал, крик всё же вырвался из его сухой гортани на волю, а потом встал на пол и побежал, направляясь куда угодно, только подальше от окна и кровати.

Босые ноги кардинала прилипли и вновь оторвались, обожженные холодным заиндевевшим полом. Частички кожи оторвались от подошв, прилипшие к ледяному паркету. Капельки крови прочертили багряную дорожку на скользком полу. Сделав пару шагов, кардинал упал, поскользнувшись на чём-то липком.

Его крик, утонул в издевающемся, лающем хохоте. В безжалостном смехе настигшего рока, ощущавшегося, как растолчённая крошка стекла застрявшего в горле.

– Господи, - бормотал кардинал.- Спаси, пощади, мою душу.
– Я был грешен.... Но, запнулся, услышав шаги, тяжёлые и гулкие, и зажмурил глаза, пытаясь вспомнить молитву. Его сердце стучало в груди так сильно, что казалось, вот-вот остановится. Минута. Еще пара секунд. Ожидание кажется кардиналу вечностью. Его мысли путаются, картинками-кадрами проносится перед глазами жизнь , словно не его, а чужая, подсмотренная за окном скоростного поезда. Он вздохнул, а во рту стало горько. 'Ничего не исправить, поздно'. На плечо гранитной глыбой легла чья-то рука. Бенедикт обернулся. Над ним склонилась фигура ребёнка. Тонкая, чёрная, постоянно меняющая очертания.