В голосе Томаса звучало что-то похожее на недоумение: чтобы человек, который так хладнокровно убил невинного Юстесена, вместе с тем не мог допустить, чтобы меня обвинили в убийстве, которого я не совершал! Мне пришлось сознаться себе, что это было выше моего понимания.

– Таким образом, наш страх за Сигварта должен был обеспечить этому дворянину гроб и место в семейном склепе. – Томас прикоснулся к моей руке. – У него не было намерения убить Сигварта. Сигварт для него ничего не значил. Дворяне, подобные ему, не думают о каком-то простом работнике. Но, очевидно, он понял, что Сигварт дорог тебе. И хотел с его помощью обеспечить себе твое внимание.

Томас встал и ушел.

Юнкер хотел обеспечить себе мое внимание! Он узнал, что я люблю Сигварта. Должно быть, он шпионил за нами! Выследил меня, когда я ходил в Бром. Может быть, даже слышал наш разговор. Стены у хлева тонкие. Я вдруг вспомнил, что Мюлле лаял оба раза, когда я был у Сигварта. Наверное, он лаял на юнкера. Непонятно только, почему такой хороший сторожевой пес вдруг успокоился… Копченая колбаса! Юнкер стащил ее, чтобы задобрить Мюлле и спокойно подслушать мой разговор с Сигвартом!

Другими словами: моя дружба со старым Сигвартом и моя любовь к нему сыграли свою зловещую роль в его смерти.

Проглотить эту пилюлю было трудно, хотя Томас и принес нам две кружки крепкого пива.

– Он позволил простому работнику умереть, чтобы спасти такого же простого секретаря, – глухо сказал я. – Работнику, которого секретарь так любил.

Томас покачал головой, он тоже этого не понимал.

– Можно сказать, что душа и нравы преступника не похожи на душу и нравы обычного человека, но… – Томас с задумчивым видом смотрел в свою кружку. – Как тебе известно, мои попытки определить преступников по их реакции на мой вопрос, касающийся морали, не дали четкого научного ответа. Я не смог собрать всех преступников и посмотреть, чем они отличаются от всех честных людей. Можно сказать, что преступники провели меня, а можно сказать и так: среди преступников, сидящих на острове Бремерхольмен, есть и невинные люди. Можно быть уверенным и даже утверждать, что среди порядочных людей есть люди с преступными наклонностями, которые никогда не обнаружились. Я прибегаю к таким объяснениям, потому что цепляюсь за свою теорию, и, что хуже всего, мои рассуждения в некоторых случаях оказываются правильными. Но… – Томас оторвался от пива и посмотрел мне в глаза, – сомнениев том, что вероломную душу можно определить по жестам и по движениям ее тела, тоже важно, и с ним нужно считаться. Ибо не исключено, что все люди имеют скрытые наклонности, которые невозможно предвидеть. Чем больше я наблюдаю за людьми, тем больше убеждаюсь в том, что человеческая природа обладает скрытыми качествами, как положительными, так и отрицательными, неизвестными даже для самого их обладателя. – Он развел руками. – И если я не могу объяснить все свои действия в данном случае, как я могу претендовать на то, что понимаю других?

“Как будто это утешение”, – с тоской подумал я.

– А как все это повлияло на репутацию юнкера? И нунция тоже?

– Этого я не знаю, – со вздохом сказал Томас. – Я написал отчет о событиях и отдал его нунцию дей Конти, который он должен представить в Канцелярию дворца. В нем я изложил все – и об отравлениях, совершенных юнкером, и о тайных планах нунция. К нему я приложил письмо, написанное юнкером. Теперь уже Его Величество должен решать, что будет дальше.

Герберт и гроб с телом юнкера были отправлены на судне, идущем в Ютландию, уже на другой день после того, как мы нашли Сигварта в пещере. Томас сказал, что все обитатели усадьбы почувствовали облегчение, когда гроб увезли, словно черные тучи развеялись и люди снова смогли увидеть солнце.

– А Герберт? – спросил я.

– Герберт проводит земные останки своего хозяина в семейное поместье, а потом вернется к своей обычной должности при дворе, по-моему, он служит у какой-то придворной дамы. Я в своем отчете почти не писал о нем.

– Господин Томас! – послышался голос со двора.

Мы встали, и тут же в дверях появился Олав.

– Господин Томас! Все готово, пора ехать! – Он помог нам вынести наши вещи.

Я огляделся, ища глазами Сару, но она, видимо, избегала меня, после похорон Сигварта я ее почти не видел, хотя теперь она получила место служанки в усадьбе Хорттен. С разрешением навещать своего брата в Тёнсберге один раз в три месяца, как сказал хозяин усадьбы, объявляя нам эту новость. Теперь в усадьбе Хорттен должен был опять воцариться порядок.

– Мне надо… – сказал я и хотел пойти в хлев.

– Захочет – сама придет. – Томас удержал меня за руку.

Олав поставил наши вещи на телегу и повел лошадь, мы с Томасом шли за ней пешком по направлению к Сёебуден. Каштан в “саду” во время шторма потерял почти все листья, но выглядел таким же большим и могучим, как прежде. Я вспомнил тот вечер, когда я вырезал на нем те буквы, и о том, что случилось у его ствола. Действительно что-то было, или мне это только приснилось? Я на мгновение замедлил шаг, прищурился на дерево и прочитал: САХАРА. Там было вырезано САХАРА – я перепутал буквы.

Мне послышался сзади какой-то звук, я обернулся, но никто не ждал меня в кустах, как я надеялся. Я вздохнул. Похоже, судьба была против того, чтобы я получил тех женщин, которых хотел получить. И таким образом поговорка, что всех хороших вещей бывает три, ко мне отношения не имела. Я бросил последний взгляд на дерево и побежал за остальными.

Лодка была привязана с восточной стороны мыса, и мы хорошо видели остров Йелёйн и дальше, Соен, как всегда в хорошую погоду. Нильс вычерпывал из лодки воду, хозяин разговаривал с человеком из Холместранда, который привез нам сообщение, что для нас есть на судне места. За островом Веалёс виднелись мачты с небогатым парусным снаряжением. Олав бросил Нильсу в лодку наши вещи, и я помог им отвязать канаты. Томас прыгнул в лодку и устроился на корме, я уже хотел прыгнуть за ним, как хозяин проворчал, что кто-то хочет меня видеть. Я оглянулся и увидел бегущую по берегу Сару с мешком в руке. Запыхавшись, она остановилась передо мной.