– Ты кто такой будешь?
– Раздался её звонкий, скрипящий голосок, услышав который, все находящиеся в поле зрения жители города незамедлительно повернули свои головы в сторону монаха.

Стижиан хотел было ответить, но у него так сильно пересохло в горле, что он и звука выжать из себя не смог, и только когда девчонка, лет пяти, с большими карими глазами и жиденькими светлыми волосами принесла ему небольшую чашу с водой, он наконец смог проговорить:

– Да, я плыл на том корабле. Это выжившие? ...

Старуха не стала его слушать, но резво подошла почти вплотную, осмотрела его грудь, руки, обошла со спины и убедилась, что на нем нет серьезных повреждений:

– Здоров, значит. Будешь тогда помогать!
– Рявкнула она, с сильным привкусом раздраженности.
– А то нашли мы вас всех, а тут нати, ни в себя не приходят, а если приходят, то начинаются капризы. Выпроводить бы вас поскорее, да нельзя - много тяжело раненых! Хвала Сайлантам, никто хоть не помер!

– Не помер? А скольких спасли?

– Да под сотню.
– Крякнула знахарка, стоя по-прежнему вплотную, пытаясь заглянуть в глаза монаху, но он их прикрыл и опустил в пол. Подул ветер, но его почувствовал только Стижиан - ни одна прядь не шелохнулась на голове старухи.
– Ты чего морду морщишь? Помогать будешь, коль выжил и цел. Думается мне, прочих путешественников раскидало по другим берегам, по соседним поселениям.
– Она снова крякнула и убрала руку за пазуху, откуда вытащила длинную тонкую трубку, похожую на флейту, где вместо отверстий белели камни, и приложила кончик к губам. Когда старуха затянулась, камушки загорелись красным, а с другого конца повалил синеватый дым.
– Тут над бы...

– У вас никаких проблем нет? Ну не считая кораблекрушения...

– Крупные корабли ещё никогда не топило, но мелкие суденышки - это да, частенько. Мы потом находим этих горе-моряков на берегу. Сайланте гневается! Поднимает волны!

– Сайланте?
– В полуулыбке поинтересовался монах, но решил, что ему не следует окунаться в безумный водоворот мифологии и суеверий мелких приморских деревень.
– Я говорю о чем-то не столь обычном. Ничего не случалось? Может, эпидемия, исчезновения людей?

Старуха впилась остатками зубов в трубку и выдохнула синий дым прямо Стижиану в лицо:

– А если и да, то что? Я, знахарка в пятнадцатом поколении!..
– Начала она разглагольствовать, но он её не слышал, а снова окинул взглядом деревеньку, жители которой выхаживали потерпевших бедствие.
– И не тебе, дитятко, спрашивать меня о!..
– Негативом веяло с юго-запада, очаг чувствовался совсем недалеко отсюда.
– Ты меня слушаешь?!

– Я спрошу прямо - нет ли рядом с деревней беспокойного кладбища? Или склепа, или чего-то, откуда могут выбираться живые мертвецы?

Люди вокруг тихо охнули, а старуха на полминуты онемела, но лишь на полминуты. Её зубы отпустили трубку, она отошла от Стижиана на пару шагов и жестами велела окружающим заняться своими делами:

– Ты кто такой будешь?
– Зарявкала она, едва люди разошлись, но все равно краем уха слушали разговор.
– Инквизитор, что ли? Прослышал о старухе Иоко и решил убить меня, да? Сжечь?!

– Тихо-тихо.
– Стижиан сделал шаг назад.
– Живи я лет четыреста назад, может и был бы инквизитором. Я монах, меня зовут Стижиан Ве...

– Мне плевать на твое имя! Нечего церковникам здесь делать! Одна беда от вас! Убирайся из деревни!
– Старуха Иоко начала размахивать трубкой, мелкими шажками двигаясь вперед.

– Я не церковник, а храмовник, раз уж на то пошло, а вообще-то я - монах, монтерский монах!
– Последние два слово он произнес едва ли не фальцетом, потому что пятка наступила на мелкий острый камушек.
– Простите.
– Он согнул правую ногу в колене, приподнял её и, стоя на прямой левой, вытащил камень.

– Ха!
– Крякнула Иоко, внезапно успокоившись.
– Ха! А где же плащ?

– Меня за борт выбросило, пришлось его снять чтобы не пойти ко дну... По-вашему что, монтерец без плаща - не монтерец? А ладно, сейчас это не важно. Я чувствую негатив, не сильный, но может доставить проблем.

– Знамо дело!
– Старуха снова вгрызлась зубами в трубку, повалил густой, почти черный дым, лишь слегка отдающий синевой.
– Монах, как же! Ха!
– С каждым кряканьем, монаха это все сильнее забавляло.
– Кладбище наше чисто, мы проводим все обряды, омываем, отпеваем, засыпаем цветами вперемежку с землей, как всегда было, так что кладбище нашей скромной деревеньки чисто. Думается мне, ты чувствуешь храм Го.