–  Не знаю, но верю, - ответил Шервуд. И они снова выпили за здоровье. Шервуд по совету Графа закусил соленым груздочком, а потом сказал:

–  У меня друг есть… Старый друг, ну и в бизнесе мы с ним вместе. Сам понимаешь, без друзей никак… Так он на банджо бренчит, как настоящий артист, и песни сам сочиняет. Вот он одну песню недавно сочинил, я музыки не помню, но смысл расскажу.

–  Давай, Майкл, расскажи, - одобрительно улыбнулся Граф, - а мы послушаем.

–  Ага. Значит, песня такая. Представляешь, по Миссисипи плывет пароход. Старый такой, с колесом позади. А в трюме этого парохода плывет парень, такой, какими мы с тобой были лет двадцать пять назад. И парень этот сидит, значит, в трюме и думает о своей жизни. Отец их бросил, когда он совсем еще пацаном был, мать-проститутка - неизвестно где, сам он ничего не умеет, только ножом махать, и нет у него ни кола ни двора. Но выходит он на пристани маленького городка с красивым названием и встречает обалденную девушку и влюбляется в нее, и она в него влюбляется, хотя он грязный, как негр, и нет у него ничего. И такая у них любовь, на полпесни, а потом он узнает, что это его сестра… А она заболела тяжело и деньги нужны на лекарство, он выходит ночью и убивает проститутку ради десяти долларов, а это оказывается его мать. Шериф его арестовал, а шериф оказывается его отец… Классная песня, правда?

–  Классная, - согласился Граф.
– Подожди, я ее Нику переведу.

Желвак выслушал перевод и, подняв брови, сказал:

–  Так это… У нас тоже такая песня есть, и папаша там прокурор, и мать проститутка, и сестра то ли больная, то ли безногая…

–  Действительно, есть, - кивнул Граф.
– А о чем это говорит?

–  А о чем это говорит?
– повторил Желвак.

–  А говорит это о том, - Граф со значением поднял палец, - что все воры света одним миром мазаны. И нужды у них одни, и страсти у них одни, и счастье с несчастьем одно на всех.

–  Точно!
– Желвак от чувств грохнул кулаком по столу.

Дверь тут же приотворилась, и в кабинет заглянул официант.

–  Что-нибудь желаете?
– с любезной улыбкой спросил он.

–  Нет, ничего, - отмахнулся Граф. Потом он повернулся к Желваку и укоризненно сказал:

–  Ну что ты, Николай Иваныч, обслугу мне пугаешь!

–  Все, Константин Эду… Эдуардович, - Желвак прижал палец к губам, - сидим как мышки. Мы же интеллигентные люди?

–  Конечно, интеллигентные, - уверенно кивнул Граф, - особенно те, кого общество авторитетом признает. А ты, Николай Иваныч, и вообще скоро в закон войдешь.

–  Ну, Константин Эдуардович, это еще когда будет, - вздохнул Желвак.
– И вообще - не говори гоп. Давай-ка еще по водочке.

–  Давайте, - неожиданно сказал по-русски Шервуд, - водка на здравье.

Видимо, в процессе застолья он успел выучить часто повторяемое слово "давайте", которое вполне соответствовало простому английскому come on, и решил блеснуть знанием русского языка.

–  Во!
– обрадованно воскликнул Желвак.
– Уже выучил! Это, как его, прогресс!

–  Прогресс!
– поддержал его Граф.
– Ну, за прогресс!

И они выпили за прогресс.

Потом выпили за джинсы, за американцев на Луне, за подвеску Макферсона, а когда Желвак неожиданно предложил тост за развитие животноводства, в дверь тихо постучали.

–  Да, войдите, - сказал Граф, повернувшись к двери, и в кабинет бочком проскользнул Миха Гобсек.

–  Приветствую вас, Михаил, - учтиво сказал Граф, однако не встал и руки Гобсеку не протянул, а только гостеприимно показал глазами в сторону стола.

Гобсек помялся у двери, затем смущенно кашлянул и, подойдя к указанному месту, осторожно опустился на краешек кресла.

–  Николай Иванович сказал, что у вас к нам какая-то новость. Слушаю вас.

–  Если позволите, я с самого начала.

–  Да, конечно, - кивнул Граф.
– Это будет весьма правильно. Водочки?

–  Если позволите.

–  Конечно, позволю. Мало того, даже настойчиво порекомендую, потому что у нас тут не простая вечеринка, а особая. Тут, понимаете, такое дело… - говорил Граф, наливая Гобсеку, а заодно и всем остальным.
– У меня брат нашелся. В самой что ни на есть Америке. Вот такой праздничек.

–  Ну, - оживился Гобсек, - за такое дело выпить сам Бог велел.

Он взял рюмку и, посмотрев на братьев, восхищенно покачал головой:

–  Это надо же, из самой Америки… Ну, со свиданьицем!

Он снова посмотрел сначала на Графа, потом на Шервуда и опрокинул рюмку в рот. Остальные последовали его примеру, а Гобсек занюхал водку корочкой хлеба и сказал:

–  После первой не закусываю.

Граф понимающе кивнул и взялся за бутылку, но Гобсек протестующе выставил руку:

–  Да я не в том смысле, Константин Эдуардович. Это просто присказка такая.

–  А хоть и присказка, - улыбнулся Граф.
– Мы - то уже приняли на грудь…

Он оглядел стол и сказал:

–  Аж по целой бутылке. А вы, Михаил, еще свеженький. Так что не чинитесь. Считайте, что это штрафная.

И он налил Гобсеку еще.

Тот поблагодарил радушного хозяина, а в том, что хозяин здесь именно Граф, сомневаться не приходилось, и выпил вторую. Вкусно крякнув, Гобсек выбрал огурчик поменьше, схрумкал его и сказал:

–  Если позволите, я все-таки расскажу, зачем пришел.