— Этот сумасшедший Крильон убежал от меня, не взяв приказа, а губернатор Шатле не отдаст ему пленника, несмотря на то что он Крильон.

— Напишите поскорее этот приказ, государь; мы пошлем его с пажом, потом ваше величество выслушаете, что я пришла вам сказать.

Король начал писать. Он держал еще перо, когда явился Сюлли, стараясь улыбаться Габриэль.

— Государь, — сказал он, — галерея полна народа, и я принес вашему величеству приятные известия.

— Это действие возвращения гения хранителя, — любезно сказал король, подписывавший приказ освобождения, с которого Габриэль не спускала глаз. — Но какого рода это известие?

— Раньи и Монтиньи, пикардийские дворяне, принесли покорность. Это экономия пушек и пороха. Они ждут минуты, чтобы обнять колени вашего величества.

— Мятежники?.. Но, любезный Росни, со мной находится мятежница, которая также покорилась; я обязан посвятить ей несколько минут, для того чтобы сделать условия.

— Покоренным кажется ваше величество, — серьезно отвечал министр.

— И следовательно — я должна делать условия, — также серьезно перебила Габриэль. — О, вы можете их слышать, месье де Росни.

— Маркиза…

— Во-первых, король не выедет из Лувра… без меня.

— Вы, маркиза, становитесь ревнивы, — сказал Сюлли, — а ревность преувеличивает свои торжества.

— Я ревнива только к спасению короля, а так как жизни его угрожает опасность, если он выедет из Лувра…

— Кто это говорит? — сказал, улыбаясь несколько презрительно, министр.

— Вот это, — отвечала Габриэль, показывая письмо, которое она получила у себя.

— От кого?

— Прочтите подпись.

— Брат Робер… я его не знаю.

— А я знаю! — вскричал король, схватив записку, которую прочел вслух.

«Любезная дочь, не оставляйте короля, не выпускайте его из Лувра и не допускайте приблизиться к нему вот этого человека в случае, если он встретится вам».

— Вот эта фигурка, — прибавила она, вынимая из-под мантильи глиняную статуэтку, сделанную с удивительным искусством.

— Мой бог! — вскричал король. — Брат Робер уже показывал мне эту фигуру.

— Вооруженная ножом, — сказал Сюлли, — но это чучело — чистая выдумка монаха.

— Монах, выдумавший это, — сказал король, — не из тех, которых пугают или которые стараются напугать.

Росни неприметно пожал плечами.

— Хорошо, — сказал он, — ваше величество не выедете из Лувра, а за этой фигурой будут наблюдать. Но пока, маркиза, у короля есть дела, не терпящие отлагательства. Много людей требуют его присутствия в галерее. Галерея в Лувре; мы не выйдем из ваших условий, отправляясь туда.

— Иду, — перебил король. — Росни, приложите печать к этому приказу, который я написал губернатору в Шатле; маркиза его возьмет.

— Я его жду, — сказала Габриэль.

— А я обойду галерею.

— И воротитесь?

— Сейчас.

— Вы мне клянетесь, что вы не выйдете из Лувра?

— Я слишком заинтересован тем, чтобы вам повиноваться, — сказал король, прижимая молодую женщину к своему сердцу, между тем как министр флегматически приготовлял сургуч и печать.

Генрих приподнял портьеру. Дежурный камер-лакей топнул ногой, по обыкновению, чтобы предупредить гвардейского капитана, который при этом сигнале закричал:

— Король, господа!

Генрих вышел с улыбкой на губах, с лучезарным лицом, с глазами, сияющими счастьем, как в день победы. Он подошел к придворным, число которых увеличилось и которые скоро окружили его с почтительной фамильярностью. Габриэль следовала за ним глазами. Она видела, как он направился к группе пикардийских дворян, о покорении которых объявил ему Сюлли. Один из них обратился к королю с короткой речью от имени своих друзей. Генрих отвечал несколькими словами забвения и прощения. Сцена была трогательная, и заинтересовала Габриэль, которая издали смотрела на нее. Сюлли в кабинете приложил печать к приказу и подал его маркизе, внимание которой было на минуту отвлечено. Но как только она взяла конверт, она воротилась к своей обсерватории. Дворяне благодарили короля, поникнув головой, преклонив колено. Собрание благодарило Генриха за великодушие словами признательности.

Вдруг из глубины залы раздался крик и явился монах, протянув руки.

— Берегитесь! Он здесь! — кричал он зловещим голосом, мрачно раздававшимся под сводами.

— Брат Робер! — вскричала Габриэль, и глаза ее искали Генриха.

Но король наклонился, чтобы поднять просителей, и над ним, над самой его головой, сверкнул нож в руке бледного молодого человека. Габриэль громко вскрикнула. Она узнала в убийце фигуру, присланную женевьевцем. Жан Шатель проскользнул в толпу и, воспользовавшись случаем, ударил короля ножом.