– Ты уж реши, пожалуйста, кто крут – Леха или Олешко. – Матвеева забавляло ошеломленное лицо Ники. – Только Пашке не говори, что он крут, – еще возгордится.

– Кто возгордится?

Олешко открыл салон машины, впустив струю холодного воздуха.

– Эй, холодно же! – Ника зябко поежилась. – Ты возгордишься, если я скажу тебе, что ты реально крут.

– Да, я Человек-Паук и Бэтмен в одном флаконе. А вы – самые счастливые недотепы, каких я только знал. Леха, где этот… соратник Элтона Джона?

– Да ладно, мог бы и прямо сказать, – Ника хихикнула. – Церемонии…

– Не приучен ругаться при дамах. – Олешко сдернул покрывало с пленника. – Да, приложил ты его изрядно…

– Да в сердцах же…

– В сердцах… Теперь то ли сможем допросить, то ли нет. Ладно, разберемся. Грузите, его ребята.

Дюжие мужики выволокли связанного из багажника.

– Ой, я же видела его! – Ника даже отступила подальше.

– Где? – Олешко взял ее руку и сжал ладонь. – Ника, пожалуйста, вспомни.

– А чего вспоминать. Этого типа я видела в коридоре гостиницы в Красном Маяке, аккурат накануне того дня, когда Максим с парнями нырнули под лед.

– Ты ничего не путаешь?

– Я что, похожа на слабоумную? Нет, не путаю. Горничная принесла мне полотенца, я открыла дверь, а этот гражданин вышагивал по коридору – сумка у него в руках была еще, большая такая, черная. Он мне не понравился, я дверь быстренько закрыла и забыла о нем.

– Как видишь, не совсем забыла.

– Да потому что не понравился он мне.

– Так, а здесь у нас что? – Олешко открыл темную машину. – «Тойота Камри», седан, цвета мокрого асфальта. На ней он приехал, ею он толкал «Хонду», вот вмятины и следы краски. Значит, так. Сейчас мы грузим это дерьмо и Максима в вертолет и улетаем – Матвееву нужно в больницу, а этого я заберу с собой, порасспрашиваю о том о сем. Ника, вы с Алексеем добираетесь своим ходом. Вслед за вами на машине нашего гостя поедут четверо моих ребят. К утру доберетесь, самое позднее – к обеду. Но я бы советовал вам вернуться в город, переночевать в гостинице и выдвинуться посветлу.

– Нет, я хочу ехать сейчас. – Ника всхлипнула, вспомнив свою «Хонду». – Паш, я тебя прошу. Набей этому гаду морду, только хорошенько. Видал, что он с моей машинкой сделал?

– Видал. Не расстраивайся, Никуша. Кстати, вот – Семеныч передал и под страхом отлучения от летних шашлыков велел тебе пить.

– О-о-о, таблетки…

– Леха, проследи, чтоб она их пила. – Матвееву уже вкололи обезболивающее, и он снова мог думать и дышать. – Иначе она нипочем пить не станет.

– Предатель!

– Все, препирательства прекратили, нам всем пора. До встречи.

Олешко подходит к охранникам и что-то вполголоса им говорит, они кивают:

– Не беспокойтесь, Павел Иванович, все в лучшем виде сделаем.

Вертолет взметнул столб снежной пыли, поднялся вверх и исчез, Ника с Булатовым переглянулись.

– Леш, я есть очень хочу.

– А я-то как хочу, с обеда еще, когда колесил за вами. – Булатов задумчиво смотрит на Нику. – Вернемся, пожалуй, в город. Я прошлую ночь не спал.

– А они? – Ника кивнула на охранников.

– А они пусть едут. Мы завтра выдвинемся, к вечеру будем на месте.

– Давай. Потому что я устала зверски.

Булатов идет к охранникам, что-то объясняет им, потом возвращается. С ним топают двое парней в форме.

– Вот, только так. – Булатов виновато смотрит на Нику. – Говорят, им велено.

– Да вы не обращайте на нас внимания, мы тихонько посидим, посторожим, – басит секьюрити.

– Вот еще! Зачем это? – Ника настроена капризничать.

– Затем, что парень этот выполнял чей-то заказ. И вас вполне могут достать снова. Ехать нельзя, потому что водитель ваш вторые сутки без сна, и зимой ночью ехать в такую даль – чистое самоубийство, с таким же успехом можете сразу прыгнуть с этого обрыва. Не беспокойтесь, все будет хорошо. Едем, пора.

Вздохнув, Ника садится в машину – на заднее сиденье, рядом с одним из охранников. Из соображений безопасности, как было ей сказано. Ника хмыкнула, но подчинилась: люди на работе, а она им будет палки в колеса вставлять? Ночь на дворе, они ведь тоже голодны, устали…