Шрифт:
И пойдет легкий разговор о событиях нынешнего дня и о тысяче других вещей.
Гостю предложили круглую подушку, но он уселся на краю веранды, свесив ногу. И дамы позади бамбуковой шторы, и гость на открытой веранде не устают беседовать, пока на рассвете не зазвонит колокол.
Гость торопится уйти до того, как займется день.
Снег засыпал вершину горы… —
декламирует он на прощанье. Чудесная минута!
Если б не он, мы, женщины, вряд ли провели бы эту снежную ночь без сна до самого утра, и красота ее не показалась бы нам столь необычной.
А после его ухода мы еще долго говорим о том, какой он изысканно утонченный кавалер.
175. В царствование императора Мураками…
В царствование императора Мураками однажды выпало много снега. По приказу государя насыпали снег горкой на поднос, а сверху воткнули ветку цветущей сливы. В небе ярко сияла луна.
– Прочти нам стихи, подходящие к этому случаю, – повелел император даме-куродо Хёэ. – Любопытно, что ты выберешь.
Снег, и луна, и цветы… —
продекламировала она, к большому удовольствию государя.
В другой раз, когда госпожа Хёэ сопровождала его, государь остановился на миг в зале для старших придворных, где в то время никого не случилось. Он заметил, что над большой четырехугольной жаровней вьется дымок.
– Посмотри, что там горит, – повелел он.
Дама Хёэ пошла взглянуть и, вернувшись, прочла стихотворение одного поэта:
Пенистый вьется след —
Это рыбачка плывет домой…
Смотришь – до боли в очах.
Нет, лягушка упала в очаг!
Это курится легкий дымок.
В самом деле, лягушка случайно прыгнула в жаровню и горела в ее огне.
176. Однажды госпожа Миарэ-но сэдзи…
Однажды госпожа Миарэ-но сэдзи изготовила в подарок императору несколько очень красивых кукол наподобие придворных пажей. Ростом в пять вершков, они были наряжены в парадные одежды, волосы расчесаны на прямой пробор и закручены локонами на висках.
Написав на каждой кукле ее имя, она преподнесла их императору.
Государю особенно понравилась та, что была названа «принц Томоакира».
177. Когда я впервые поступила на службу во дворец
Когда я впервые поступила на службу во дворец, любая безделица смущала меня до того, что слезы подступали к глазам. Приходила я только на ночные дежурства и даже в потемках норовила спрятаться позади церемониального занавеса высотой в три сяку.
Однажды государыня стала показывать мне картины, но я едва осмеливалась протягивать за ними руку, такая напала на меня робость.
– Здесь изображено то-то, а вот здесь то-то, – объясняла мне императрица.
Как нарочно, лампа, поставленная на высокое подножие, бросала вокруг яркий свет. Каждая прядь волос на голове была видна яснее, чем днем… С трудом борясь со смущением, я рассматривала картины.
Стояла холодная пора. Руки государыни только чуть-чуть выглядывали из рукавов, розовые, как лепестки сливы. Полная изумления и восторга, я глядела на императрицу. Для меня, непривычной к дворцу простушки, было непонятно, как могут такие небесные существа обитать на нашей земле!
На рассвете я хотела как можно скорее ускользнуть к себе в свою комнату, но государыня шутливо заметила:
– Даже бог Кацураги помедлил бы еще мгновение!
Что было делать! Я повиновалась, но так опустила голову, чтобы государыня не могла увидеть мое лицо. Мало того, я не подняла верхнюю створку ситоми.
Старшая фрейлина заметила это и велела:
– Поднимите створку!
Одна из придворных дам хотела было выполнить приказ, но государыня удержала ее:
– Не надо!
Дама с улыбкой вернулась на свое место. Императрица начала задавать мне разные вопросы.
Долго она беседовала со мной и наконец молвила:
– Наверно, тебе уже не терпится уйти к себе. Ну хорошо, ступай, но вечером приходи пораньше.
Я на коленях выползла из покоев императрицы, а вернувшись к тебе, первым делом подняла створку ситоми.
Ночью выпало много снега. Ограда была поставлена слишком близко к дворцу Токадэн, не давая простора взгляду, и все же картина снежного утра была великолепна.
В течение дня мне несколько раз приносили записки от императрицы: