Полчаса прошло в тревожном ожидании. Один раз прошел мимо начальник аэродрома в сопровождении двоих незнакомых Алтунину офицеров в кожаных куртках и летчицких шлемах с очками, проходили еще какие-то офицеры, проехал старшина на мотоцикле с коляской. Судя по реакции солдат, все это были свои, знакомые им люди.

Дождь тем временем усилился, уже не шел, а поливал. Алтунин поблагодарил свою интуицию за то, что она отговорила его надевать выходной костюм. Хорош бы он сейчас был, да еще и в ботинках вместо сапог. Велик был соблазн укрыться под одним из крыльев, но соблазны на то и существуют, чтобы их перебарывать.

— Не полетят, — сказал один из солдат, в очередной раз взглянув на небо.

— Не полетят, — согласился другой и вздохнул с сожалением.

— Кто не полетит? — спросил Алтунин.

— Авиация на параде не полетит, — объяснил первый солдат. — Тучи.

— Но ведь вообще-то летать можно? — на всякий случай уточнил Алтунин.

— Вообще-то, конечно, можно, — сказал второй солдат, — но с земли не увидят.

Время тянулось медленно и вообще было как-то уныло, пасмурно, совсем не празднично. Словно и не ожидалось сегодня никакого Парада Победы. Алтунин то и дело смотрел на часы, как будто диверсанты назначили ему здесь встречу в определенное время. Когда вспомнил, что Надежда будет ждать его сегодня напрасно, настроение испортилось окончательно. Надо было сообразить и позвонить ей из штаба, ничего, даже если бы и разбудить пришлось. А теперь уже поздно.

В семь тридцать пять пришел начальник аэродрома с тремя офицерами НКВД — майором и двумя капитанами.

— Вот, ваши товарищи прибыли, — сказал он Алтунину.

— Майор Полуэктов, — представился первым майор и, прикрыв сверху ладонями, как козырьком, чтобы не намокло, показал Алтунину удостоверение.

«Особая группа при управлении НКВД…» — прочел Алтунин. Зинич, видимо, одумался и принял меры или просто решил подстраховаться на всякий случай. Все, которые с партийной работы приходят, подстраховываться умеют.

Удостоверение у майора было настоящим, с соблюдением всех хитрых тайных условий, известных лишь посвященным, — и нужный завиток в начальственной подписи присутствует, и печать поставлена так, что у правого края фотографии буква «в» находится, и над строчными буквами «т» стоят старомодные черточки, а вот под строчными «ш» их никогда не будет.

У капитана Дрюкова и капитана Ткаченко удостоверения тоже были в полном порядке. Лица, правда, незнакомые и фамилии тоже, но особая группа она потому и особая, чтобы заниматься выполнением особых заданий в условиях строгой секретности. На общие собрания сотрудники особой группы не ходят, да и базируются они не в Управлении, а где-то в другом месте. Молодец Зинич, кого надо прислал, серьезных матерых мужиков, такой один троих стоит.

— Кто вас прислал? — поинтересовался Алтунин, предъявляя в ответ свое удостоверение.

— Начальство, — коротко ответил майор, будто по носу щелкнул за излишнее любопытство и перешел к делу. — Есть предположение, что нападение на аэродром будет совершено с реки. Час назад был обнаружен убитым сторож лодочной станции Центрального морского клуба. Исчезли две моторные лодки и несколько канистр с горючим. Подозреваем, что это неспроста.

— Неспроста, — согласился Алтунин, прикидывая в уме расклады.

Красть моторную лодку в Москве глупо — найдут за сутки, максимум, за двое. Не так уж их-то и много, моторок в Москве. Убивать ради кражи двух лодок и какого-то количества бензина — глупо вдвойне. Убийство плюс кража государственного имущества в крупных размерах — это уже высшей мерой пахнет. А выгоды — ноль. Куда выгоднее продуктовый склад грабануть, хоть понятно, за что рискуешь.

— Хорошо, что вы здесь, — продолжил майор. — С вами останется капитан Ткаченко…

— Бойцов я бы тоже оставил, — быстро сказал Алтунин.

— Пусть остаются, — согласился начальник аэродрома, переглянувшись с майором Полуэктовым и уточнил: — Те, что с вами.

Ефрейтору и рядовому, которые стояли поодаль, он скомандовал: «За мной».

— Есть тут кто еще из наших? — спросил Алтунин у Ткаченко, когда начальство удалилось.

— Периметр охраняют четверо, — ответил тот, доставая из кармана самодельный фронтовой алюминиевый портсигар с выдавленной на крышке пятиконечной звездой. — Ну и мы значит. Угощайтесь, товарищи…

Оба бойца, заметно стесняясь (нечасто ведь капитаны НКВД папиросами угощают), взяли по штучке. Алтунин отказался.

— Спасибо. Не курю после ранения.

Ткаченко курил жадно. Затягивался, что есть мочи, задерживал на секунду-другую дыхание и пускал вверх мощную струю дыма, тотчас же разбиваемую дождевыми каплями вдребезги.

— Где воевал? — поинтересовался Алтунин, запросто переходя на «ты», потому что служили они в одном ведомстве и были в одном звании, что тут «выкать» друг дружке?