Громко переговариваясь, они заняли стулья, стоящие по сторонам стола и перед ним, — ближе к подиуму. Следом вошел мужчина в смокинге, встал рядом с нами, по очереди представил нас, после чего передал «трибуну» нашему провожатому. Тот в нескольких словах рассказал о содержании книг, наговорил о нас много хороших слов и поднял над головой книгу Леночки. Ей и досталось первой говорить и зачитывать отрывок из книги. Спустя примерно час от начала, когда мы оба отговорили своё и ответили на вопросы, нам вежливо поаплодировали, дамы стали подходить к подиуму.

Они брали со столика книги, иногда по две — «для подруги», — такое объяснение нас вполне устраивало, мы ставили автографы, и в какой-то момент поинтересовались: а где же ваши мужчины, это что — женский монастырь? — «О, у них свои дела, мужчины за стеной, они играют и будут там еще долго!». Играют… — Книги быстро кончились, нас пригласили к столу, налив для начала по бокалу шампанского.

«Вы сейчас перекусите, а потом вместе с нами — в баню! Едем?» Не поручусь, что это приглашение распространялось и на Леночку, для меня же оно звучало очень убедительно. Наша встреча началась ровно в полночь, а то — как хорошо бы… с ними! Куда там: через 8 часов мой самолет вылетал из Домодедово в аэропорт имени Бен-Гуриона, в город Тель-Авив, в официальную столицу государства Израиль, — туда днем раньше вылетел по делам службы мой сын.

Выходило, выступали мы в закрытом для посторонних заведении — так нам по дороге домой в машине объяснил провожатый, вручая каждому по конверту с пятью сотнями настоящих американских долларов. Между прочим, сказал он, фасад того дома выходит на улицу Арбат — «центрее» не бывает.

Была ли там вывеска этого заведения — не могу знать.

Но всё это было спустя годы, а тогда, в 98-м, мои московские будни продолжались — было чем себя, сбежавшего с конгресса, занять.

Случилось у меня тогда и несколько интервью — российским телеканалам, «Известиям», а вернувшись в Штаты — оказался в Вашингтоне, где был приглашен к беседе в прямом в эфире — на «Голос Америки».

— Чем бы вы объяснили, что конгресс проходил под эгидой ИТАР-ТАСС, а не Российского союза журналистов, например? — спросила меня ведущая передачу.

— Думаю, — ответил тогда я примерно следующим образом, — дело в том, что ИТАР-ТАСС утратил эксклюзивность официального (а в ряде случаев — единственного) источника информации в Советском Союзе, а затем в России. Вот теперь организация ищет свою нишу, заняв которую могла бы снова оказаться повседневно необходимой «верховному руководству».

— К тому же, — продолжил я мысль, — создание организации русскоязычных газет, использующих информационное пространство, формируемое с участием ИТАР-ТАСС и под его эгидой, будет способствовать подаче имиджа России таким, каким он нужен. А отсюда — дивиденды в самых различных областях, вот и понятна нынешняя активность ИТАР-ТАСС.

Год 2006-й. Из интернетных новостей:

«…американская телекомпания ABC показала интервью журналиста Андрея Бабицкого с террористом Шамилем Басаевым. Через два дня Министерство обороны РФ лишило ABC аккредитации. Чуть позже российский МИД предостерег российские госструктуры от общения с телекомпанией и заявил, что не станет продлевать ее аккредитацию, без которой западные СМИ не имеют права работать в России. А в феврале редакция газеты «Коммерсантъ» получила официальное предупреждение от Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций. По мнению чиновников, в материале «Аслан Масхадов: мой призыв обращен к президенту России», опубликованном 7 февраля, содержалась информация, «обосновывающая и оправдывающая необходимость осуществления экстремистской деятельности». Попытки оспорить в суде законность решения службы не увенчались успехом…»

Когда я знакомился с этим текстом на одном из российских сайтов, вспомнилось мне и такое.

Случился у нас в «Панораме» однажды гость — кажется, это было в разгар первой чеченской кампании. Мы черпали информацию для публикаций в «Панораму» из сводок американского радио и телевидения, из газет. Что-то нам писали наши корреспонденты московские и европейские, люди трезвые и объективные, а других у нас и не было. Как и не было тогда интернета.

Зато возникло несколько газет на русском языке, помещавших между рекламными объявлениями (когда их удавалось собрать) вырезанные и вклеенные в будущие полосы выдержки из российских газет. Ну и Господь с ними, рассуждали мы в «Панораме» — есть они и есть: не конкуренция, в русских магазинах продавцы их дарили хорошим покупателям, а те, бывало, в них дома заворачивали селедку — российские новости они, те, кто продолжал этим интересоваться, и без того знали из продававшихся здесь же российских газет.

Так вот, наш гость — «лицо кавказской национальности», о чем было нетрудно догадаться по внешности его и по легкому акценту.

Гость представился:

— Мамадаев — министр иностранных дел чеченского правительства.

Ни фига себе: министр… иностранных… дел! — и я невольно покосился в окно: не стоит ли там лимузин с дипломатическим флажком и пара джипов с охраной?

— То есть как — прямо из Чечни к нам? — удивился я.

— Зачем из Чечни, из Вашингтона, мы — правительство в изгнании.

— Здорово! Чем обязаны чести? — поинтересовался я.

— У нас к вам серьезная претензия — вы необъективно освещаете события в Чечне, вы называете нас, борцов за свободу, бандитами!

— Не может быть, мы и слов таких в газете не используем, не наш это стиль! — ответил я сразу, даже и не пытаясь вспомнить публикации последних недель. И это была правда.

— Может, это кто-то другой, вы ничего не путаете? — предположил я.

— Может быть… Только так нельзя писать об освободительном движении!