— Хочешь дальше?

— Хочу.

И чтение возобновилось. Убедившись, что он не обнаружен, Афонька крадучись выбрался из кустов. Натка осталась подглядывать дальше.

Трофим вернулся на два дня позже, чем ждали. Рыбы их артель привезла много, и он дома ни на кого без дела не злился. Марья была обычная: по дому все делала, козу доила, за скотиной ходила. Все сама, помощи от детей не требовала.

За столом Трофим объявил:

— Завтра мы опять туда же. Далеко это, конечно, но ничего не поделаешь: нигде нет столько рыбы, как там.

— Что ж, раз надо… — вздохнула Марья.

«А ты и рада, — зло подумал Афонька. — Уже завтра потащишь нас к Никите». Как же он ненавидел эти их хождения. Столько верст переться — и ради чего?! Землянку рыть? Натка затеяла, а мать сказала, чтоб все вместе копали.

После обеда отец пошел в сарай. Афонька за ним.

— Бать, скажи матери, чтоб не ходила больше к Никите.

— Какому Никите?..

— Марья, я тебе должен что-то сказать.

Марья покраснела и села по-другому: поджала ноги, опустила глаза. Сидели, как обычно, у родника, оставив детей на поляне, только Никита в этот раз был без книги.

— Я читал не для тебя. Я читал, чтоб меня не жгло… Ты не знаешь, как меня жгло, когда я смотрел на тебя…

— Знаю.

Никита вгляделся в Марью. Она покраснела еще больше.

— Знала — и сидела рядом, слушала?

— Да я не слушала. Просто сидела.

— Зачем?

— Да как сказать… Не знаю, как сказать. Нравилось мне.

Марья поднялась с земли, постояла немного, потом зашла Никите за спину и села вплотную к нему, спина к спине. Их головы, одновременно качнувшись назад, тоже коснулись друг друга.

— Марья, — заговорил Никита, — есть черта…

Она перебила:

— Я знаю.

— Даже если бы ты была не замужем, мы бы не смогли зайти за нее.

— Знаю, — повторила она тихо.

— Я свою жизнь менять не буду.

— Ничего не говори. Я все знаю.

— Не все. Я хуже, чем ты думаешь. Я ходил к одной гулящей, чтобы…

— Не черни себя! — перебила она его ослабевшим голосом.

— Не черни?! Ты думаешь, во мне нет черного? Что бывают светлые мужики? Светлых мужиков не бывает. Есть светлые старики.

Марья завела назад руки и охватила Никиту.

— Я к тебе больше не приду, — сказала она еле слышно. Скитник взял Марьины руки в свои и вытянул шею, слушая звуки.

— Кто-то идет, — сказал он.

А в это время на поляне ссорились дети.

— Ты куда бегал? — наскочила Натка на Афоньку, когда тот спрыгнул в землянку. Мальчик вдруг пропал, когда мать с Никитой ушли в овраг.

— Куда надо, — буркнул тот, ни на кого не глядя.

— Срань! Только бы не работать!.. — не унималась сестра.

— Тихо! — шикнул на младших Гриша и сморщился, вслушиваясь. Со стороны оврага раздавались голоса.

— Отец с мужиками! — шепотом произнесла Натка и переглянулась с братьями.

— Никого там нет! — громко сказал Афонька. Гриша замахал на него рукой, а Натка пригрозила кулаком.

Тут из оврага раздался женский вопль.

— Мама! — вскрикнула Натка и стала карабкаться из землянки, за ней — Гриша и Афонька. Все трое побежали к оврагу, откуда теперь явственно слышался голос отца. Он бранил мать на чем свет стоит.

Мальчики направились к тропе, а Натка стала пробираться к оврагу напрямую, через заросли. Добравшись до его края, она посмотрела вниз и завопила не своим голосом. Отец оборвал ругань на полуслове и обернулся на крик дочери. Натка бросилась через заросли кустарника к ручью. Там в крови лежали мать и Никита, оба неподвижные. Внизу ее перехватил отец и силой потащил к тропе.

— Пусти к мамке! — орала Натка, вырываясь от него.

На тропе появились братья. Гриша бежал впереди, лицо темное, перекошенное, за ним — скулящий Афонька.

— Мамку убили! — закричала им Натка. Ребята остановились как вкопанные. Отец набросился с кулаками на дочь и бил ее на глазах у сыновей, пока она не упала.

— Вон отсюда! — взревел он и, оставив детей, пошел к своим товарищам. Те сидели кучкой рядом с убитыми и не обращали внимания ни на них, ни на ребят.