При проводах Ф. Я. Лефорта особое внимание было обращено на присутствие лошадей, что нашло свое отражение и в будущем. Лошадь как верный боевой товарищ, как символ воинской доблести, имеющий особое значение в жизни правителя-воителя, стала потом обязательным участником траурной процессии.

В данном случае офицеры, сопровождавшие тело, несли на бархатных подушках знаки воинского достоинства усопшего: золотые шпоры, пистолеты, шпагу, трость и шлем. Впоследствии при императорских похоронах, на церемониале более высокого ранга, были задействованы как государственные инсигнии – знамена, мечи, скипетр, держава, короны, так и знаки личного отличия покойного – кавалерии, т. е. ордена, носимые на специальных бархатных подушках (первое упоминание об их использовании в похоронных церемониях в России относится к ритуалу погребения Ф. Я. Лефорта).

Прохождение в процессии представителей дипломатического корпуса, так же как и свободный доступ лиц женского пола, едва ли не впервые зарегистрирован именно в этой траурной процессии. Абсолютно новым элементом всего траурного действия оказался оружейный салют в отличие от традиционного для России колокольного «печального» звона. Впоследствии и колокольный звон, и салютационная пальба стали звуковым сопровождением похорон представителей правящей фамилии и особо торжественных церемоний императорской России.

Еще одним нововведением, используемым в похоронах Ф. Я. Лефорта, стало прощальное напутственное слово, традиционное в протестантском траурном церемониале, но непривычное для России. Петру I в его желании привить западные культурные ценности своим подданным и внедрить образовательную функцию в русскую православную службу идея не могла не показаться привлекательной. В дальнейшем напутственные слова, а не только ритуальное пение и определенный вид службы, стали обязательным элементом траурного ритуала. Кроме восхваления усопшего монарха напутственное слово выполняло идеологические задачи прославления и укрепления самодержавной власти.

День накануне погребения Ф. Лефорта ознаменовался учреждением первого и самого главного ордена Российской империи – святого апостола Андрея Первозванного. [175] Хотя относительно даты учреждения ордена абсолютной уверенности не имеется, но 10 марта окрашено мистико-символическим звучанием, так как 10 марта, но уже 1725 г., станет днем похорон самого Петра I.

В конце 1699 г. скончался еще один сподвижник молодого царя шотландец католик Патрик Гордон, чьи похороны были не менее пышными, чем похороны Ф. Я. Лефорта. Царь, отдавая должное своему сподвижнику, назначил для его погребения такой же великолепный церемониал, как и тот, с которым хоронили Лефорта. «Солдаты трех гвардейских полков с грустными лицами, при унылых звуках труб и барабанов, имея среди себя царя, занимавшего обычное место в своем полку, проводили гроб генерала; похороны сопровождались выстрелами из двадцати четырех пушек большого размера, так что приходилось сомневаться, было ли это заявление печали или радости. По приказанию царя совершено было священнослужение, и императорский миссионер Иоанн Берула произнес надгробную речь, накануне царевич Алексей Петрович с Натальей, любимой сестрой государя, слушали церковную службу в католическом храме». [176] В присутствии Петра I шотландца похоронили под алтарем первого католического храма в России, возведенного в 1694 г. в Немецкой слободе. Через сто с лишним лет прах Гордона был перенесен на московское Введенское кладбище.

Таким образом, 1699 г. стал отправной точкой для изменения одного из самых консервативных государственных ритуалов – похоронного, когда при погребении Ф. Я. Лефорта и П. Гордона были заложены основы церемониала, который, вполне согласуясь с общим реформированием жизни русского общества, претерпел значительные изменения в петровскую эпоху.

После смерти Лефорта особо близким Петру человеком становится Федор Алексеевич Головин. Его похороны также вылились в событие особой важности, в котором царь принимал личное участие. 24 июня 1706 г. граф Ф. А. Головин неожиданно захворал в Нежине и 30 июля скончался в Глухове. Летняя жара и военные действия помешали отправке тела в Москву.

В январе 1707 г. Петр I напоминал Ф. М. Апраксину и Ф. Ю. Ромодановскому: «К погребению адмирала изволь чинить приготовление, а когда будет все изготовлено, то немедленно о погребении указ к вам будет прислан». [177] Последние наставления были получены Ф. М. Апраксиным в письме от 05.02.1707 г.: «Мингер! Писано о погребении адмирала, и чтоб оное его тело достойному по его чину предать погребению… впрочем, не ожидая нас».

Похороны Ф. А. Головина состоялись 22 февраля 1707 г., через 8 месяцев после смерти. Из гравюры, изготовленной по личному распоряжению царя, [178] видно, что они отличались пышностью и были организованы как театральное действо, вполне в согласии с новыми установками в проведении подобных мероприятий. Процессия была четко разбита на группы. Впереди каждой группы шествовал маршал с жезлом. Во главе процессии на богато украшенной лошади ехал рыцарь в латах с обнаженным мечом, за рыцарем шли патриаршии певчие и монахи с зажженными свечами. Многочисленные ассистенты несли ордена, шпагу, личные вещи адмирала.