В процессии использовались все элементы государственной символики, что говорило о высоком статусе покойного. На древке несли двуглавого орла – герб государства. Так как хоронили военачальника, в процессии особую группу представляли знаменосцы. Участвовал и почетный караул – воинские части. Катафалк, представлявший собой одр, в отличие от русских выносных саней, везла шестерка лошадей в траурных попонах. За гробом шли высшие чины духовенства, «ближние сродники… и князи, и бояре, стольники и дьяки и иные прочие господа». У Симонова монастыря выстроились полки кавалерии и пехоты. С промежутком в одну минуту раздавались пушечные залпы. Ф. А. Головина похоронили в Успенском соборе.

Одним из близких Петру людей был Я. Ф. Долгорукий, похороны которого также привлекли внимание царя в 1720 г. Яков Федорович Долгорукий (Долгоруков) (1659–24.06.1720) – комнатный стольник, ближний боярин, сенатор при Петре I, с 1714 г. – председатель Ревизион-коллегии, скончался в возрасте 64 лет. В юности он получил хорошее образование под руководством польского наставника, и после его кончины дом покойного посетили члены польского посольства, отправленные королем Августом II в Россию для рассмотрения курляндского вопроса. Один из членов посольства оставил свои воспоминания об этом событии. [179] В резиденции покойного две комнаты были затянуты черной тканью. Это одно из первых упоминаний о траурном убранстве залы, где выставлено тело для прощания. Печальные залы – Castrum Doloris [180] – вошли в церемониал похорон первых лиц государства в первой трети XVIII в. [181] Безусловно, в случае с Я. Ф. Долгоруким оформление залы было выполнено достаточно скромно по сравнению с теми пышными барочными декорациями, которые создавались позднее, тем не менее, в связи с появлением существенного временного промежутка между моментом смерти и похоронами, для прощания с телом усопшего возникла необходимость специального устройства помещения, что и было сделано, так как Я. Ф. Долгорукий был похоронен на 11-й день после смерти. Комната явно была особо украшена: представитель польского посольства заметил гербы умершего. Особое внимание уделялось освещению помещения: в люстрах было пятнадцать свеч, в канделябрах, обтянутых черной тканью, стоявших у гроба, – еще восемь. Интересно замечание относительно гроба и одеяния покойного: мемуарист указывает на то, что гроб обит ярко-красным бархатом с золотым позументом, матрац, на котором лежало тело, богато украшен золотом наподобие одеяла, под которым, очевидно, надо понимать покров. Одежду князя составлял саван, у шеи подвязанный лентой. В комнате, где был выставлен гроб с телом, поляки застали художника, снимавшего портрет Я. Долгорукова. Посмертное изображение, впоследствии ставшее обязательным элементом траурного ритуала, для России того времени было новаторством, обусловленным западным влиянием, и в более ранних случаях указаний на писание подобных картин не имеется. В данном случае портрет, украшенный траурными оборками, на высоком «черенке» (поставе) держали у гроба.

В комнате «немало было митрополитов, епископов, архимандритов и разного высшего духовенства», [182] и посол выразил соболезнование архиерею Стефану (Яворскому). Поляков удивил обычай отдавать икону в монастырь после каждого покойника. Кроме священников дежурство у гроба несли двенадцать офицеров в черных плащах и траурном платье, опоясанном траурными же лентами.

В петровское время для руководства церемониями введены специальные чины – гофмаршалы. В данном случае указаны четыре гофмаршала с траурными жезлами, вводившие приезжавших. Прибывший царь осмотрел тело покойного при свете свечи. После этого покрывало сняли, накрыли гроб крышкой, прибили к бархату жестяной щит с гербом. Полякам накололи на шапки траурные ленты и выдали белые перчатки. Интересно, что специальная одежда, не принятая в России – белые перчатки, была заготовлена заранее для участников церемонии. Тех, кто прибыл в трауре, поблагодарили за проявленный такт. [183]

В данном случае отпевание происходило по традиционному обряду. Необычным для иностранцев показался порядок расстановки духовенства в траурной процессии: от более высоких чинов по нисходящему значению, [184] впрочем, подобный порядок следования был необычным и для России, обычно процессия строилась по принципу старшинства – «младшие впереди», как мы видели на примере других процессий, лица духовного звания выстраивались и в допетровское время по возрастанию значения. Очевидно, в каждом отдельном случае вопрос мог решаться индивидуально, это было некоей закономерностью, но отнюдь не законом, которому надо было слепо следовать.

Многолюдная процессия приблизилась к неукрепленному берегу реки и начала спускаться по лестнице вниз, тут сходни обломились, и человек тридцать упало в воду. В числе упавших были лица высокого ранга, такие, как адмирал Ф. М. Апраксин, вице-канцлер П. П. Шафиров, управляющий Невской флотилией И. С. Потемкин, которого называли адмиралом Невским, много офицеров и даже дам. По счастью, никто не утонул, всех спасли. После этого Петр, оставив супругу Екатерину, отправился в монастырь, духовенство и близкие друзья покойного продолжили свой скорбный путь, а остальные отправились во дворец. Траурная процессия вернулась после похорон. Во время стола, который, надо полагать, носил поминальный характер, согласно русскому обычаю, давали памятные золотые кольца и серебряные ложки. Традиция раздачи мемориальных траурных колец, браслетов и иных сувениров подобного рода сохранялась и в дальнейшем в Российской империи.

Петр I участвовал во всех значимых событиях своего времени, к которым относились и похороны. Он провожал в последний путь практически всех людей, которых знал, и участвовал в составлении церемониалов их похорон. Так как лейб-медики всегда имели особые отношения с членами правящей семьи, естественно, Петр I принимал участие в похоронах лейб-медика Арескина. Роберт Карлович Арескин (1677–1718) – доктор медицины и доктор философии, с 1704 г. – личный врач А. Д. Меншикова, с 1714 г. – лейб-медик, с 1716 г. – архиатер (глава Аптекарской канцелярии) и президент всего медицинского факультета России, а также действительный статский советник, первый директор Кунсткамеры и царской библиотеки, умер в Олонце в 1718 г.

Петр I приказал привезти его тело в столицу и похоронить в Лазаревской усыпальнице Александро-Невского монастыря рядом с могилой царевны Наталии Алексеевны, несмотря на католическое вероисповедание усопшего и отсутствие родственных связей с покойной сестрой царя. Медики в силу обстоятельств своей службы зачастую оказывались одновременно и доверенными лицами правителей, поэтому участие Петра в похоронах врача можно отнести к желанию отдать дань признательности и уважения близкому человеку, можно сказать, сподвижнику.

Великолепные похороны состоялись 4 января 1719 г. по Григорианскому календарю (25 декабря 1718 г. по Юлианскому календарю). Процессия направилась в новый Александро-Невский монастырь, лежавший в то время в семи верстах от Петербурга. По свидетельству Ф.-Х. Вебера, Петр следовал за телом, отслушав прежде в доме покойного надгробное служение и слово реформатского священника на голландском языке, и сам приказал закрыть там гроб, «по изъявлении знаков своей милости к покойному, а также к кавалеру Стерлингу, который по назначению царя занимался исполнением завещания покойного». [185] Тело несли придворные медики и «знатнейшие» хирурги, одетые в черные мантии, до самого моста в Немецкой слободе в сопровождении бесчисленного множества народа, от моста тело поставлено было на сани, на которых его везли до монастыря. Весь путь следования освещали факелы. В монастыре уже от самых ворот до часовни стояли по обеим сторонам солдаты тоже с факелами, не угасаемыми на ветру, и его величество сопровождал гроб, держа в руке, по русскому обычаю, восковую горящую свечу, до самого могильного склепа, сделанного между склепами царевны Натальи и голландского контрадмирала.