— А Ленка эта кто? Соседская девочка, что ли?

— Она. Да не девочка уже, а невеста, школу заканчивает. Верная подружка моя, сиротка…

— Какая подружка? Внучка, скажи!

— Хорошо бы. От такой не отказалась бы… Пойдем, однако, в дом. Самое время за столом посидеть: солнце-то уже вон на вершинке самой.

Обедали не торопясь, продолжая начатый на улице разговор.

— А знаешь, мама, я на днях письмо от брата Андрея получила, — сказала Катерина. — Столько лет молчал и вдруг — письмо!

— Ну, как они там? — обрадовалась баба Груня. — Все живы-здоровы?

— Живы. Даже приехать обещаются, — радовалась и Катерина.

— Надо же! Вот счастье-то! Я же всегда говорила: мир велик, а родная земля одна.

— Сначала только Андрей приедет. Один.

— Это ж как прикажешь понимать? Другие заняты больно?

Баба Груня даже рассердилась.

— Сколько времени не виделись и — один! Мне ведь не сорок лет, чтобы еще ждать.

— Для начала — один, — уточнила Катерина. — Оглядеться, подумать…

— Чего думать, чего думать! В родном доме-то!..

— Ну, как же… он ведь всю семью сюда решил перевезти. Шахту их закрыли, работы нет, вот и… Только боится, не прогневаешься ли, не притеснят ли тебя. Да и мало ли что еще…

— Слава тебе, Господи! — так и засветилась баба Груня. — Ну и радость ты мне, Катерина, принесла! Такую радость!

От волнения она расплескала свой чай, стала наливать заново — пролила мимо чашки и тут же рассердилась на себя:

— Вот она, старость, вот она, немощь окаянная! До того дожила, что и руки уж ничего не держат. Ну, не стыдно ли, скажи!

Катерина смотрела на мать смеющимися глазами, по-родственному разделяя ее волнение.

— Ну, теперь все будем рядом. Тебя мы к себе заберем, а они пусть тут колготятся. Тоже, считай, под боком. То мы к ним, то они — к нам, верно?

— Верно-то, может, и верно, только и меня раньше спросить бы не помешало.

— Вот я и спрашиваю: ладно будет?

— Не торопи, не на свадьбу коней гонишь…

— Хватит тебе здесь, вон как изработалась вся.

— Изработалась, не спорю. А как они тут — одни? От земли, поди, на всем готовом давно отвыкли: ни огород обихаживать, ни скотину смотреть… Кто им подскажет?

— Велика наука — картошку сажать да копать! — легко отмахнулась Катерина. — Да и не одни, люди кругом. Смотри, учись, если сам чего не знаешь. Да и в поселке своем шахтном тоже, надо думать, не без огорода жили.

— Может, и так. Приедут — все обскажут. Самое главное — приехали бы. Страсть как соскучилась.

— Приедут. Теперь приедут, радуйся!

— Вот же и радуюсь…

Провожая поутру Катерину в ее город, баба Груня напихала ей в сумку и соленых огурчиков, и морковок, и снятых прямо с дерева яблок и все приговаривала:

— Не забудь, доча, о телеграмме. Как вернешься, сразу же и отбей. Пусть едут все сразу, нечего деньги на ветер кидать. Так не забудь же, смотри!..

— Не забуду, — обещала Катерина. — И ты тоже не забудь, подумай. Сколько же можно тут…

— Вот когда соберемся, тогда все и порешим.

— Хорошо, мама, хорошо…

— А вечером к ней ненадолго забежала Ленка. Строгая, а у самой глаза того и гляди рассмеются, какую-то тайну несут.

— Никак опять пятерку получила? — пошутила баба Груня. — Так и светишься вся, а похвастать стыдишься: выпускница!

И Ленка действительно рассмеялась.

— Ой, баб Грунь, что мне пятерка, впервой, что ли! Сказала тоже!

— А чего тогда?

— Ну, как чего… Бабка Фаина письма свои отправить попросила, а там… — и опять пролилась ручейком.

— Как ты знаешь, чего там? Чужие письма читать стыдно. Это все равно, что чужую исповедь подслушать, — заметила она наставительно.

— Так ведь та же сама попросила ошибки исправить. Вот я и исправила. «Гражаны», «лух», «мужуки»… Кто же так пишет, баб Грунь? Ты же у нас грамотная, в сельсовете ученые бумаги писала, а?