— У-у…

Для меня, и пятидесятилетних считавшего уже стариками, это было очень давно. Чуть ли не век!

— Так, выходит, все наши, — я имел в виду и дедушку, и бабушку, и их детей — тетю Наташу, дядю Федора, нашу маму Веру, еще одну тетю Дусю (потом Горелкину), дядю Ивана — все жили в этой Дергачевке? Тут с Дергачевыми и породнились?

Брат надолго задумался.

— Может, и так… Вот вернемся в город, спросим. Наши ведь были деревенскими кузнецами, поэтому часто переезжали из одного села в другое. А вот где родился ты, я знаю совершенно точно.

— И где, если не секрет?

— Да вон там, за пригорком. На машине дорога на десять минут.

Где родился, я, разумеется, знал, в паспорте об этом четко сказано. Столько всяких бумаг заполнил, а в них графа о месте рождения одна из непременных: «Башкирская АССР, Аургазинский район, Альшеевский зерносовхоз». Исходя именно из этого, я долгие годы считал себя аургазинцем, а те при желании могли бы иметь в моем лице не самого последнего земляка.

Я знал эту строку паспорта наизусть, но вживе этих мест не видел никогда. Так мне в ту минуту казалось.

— Там сейчас находится одно из отделений Первомайского совхоза. И если уж быть совсем точным, именно Южное.

— Вот и нет, — запротестовал я, хотя эти места мне уже нравились. — Я родился не в Первомайском, а в Алыпеевском совхозе. Разве ты моей метрики или паспорта не видел?

— Паспорт, конечно, документ серьезный, — ободряюще приобнял меня брат, — но жизнь не стоит на одном месте. Сначала организовали Алыпеевский совхоз, потом переорганизовали: слишком большим оказался, не управиться. По крайней мере твое отделение из него исключили, а потом и вовсе передали в Стерлитамакский район.

— Это точно?

— Как то, что Волга впадает… Хочешь посмотреть?

В порыве братской любви и нежности мы крепко обнялись и похлопали друг дружку по спинам.

— Ну, с Богом, — пожелала нам счастливого пути Галя.

Вот и Южное. Довольно большое село. Мы остановились возле круглого то ли пруда, то ли озера.

— И где мы жили? Где наш дом? Где стояла кузница?

— А вот этого я уже не помню. Мне самому тогда было лет пять.

— Может, спросим кого? — оглядываюсь я вокруг, ища кого бы расспросить. Но молодые ничего не знали, пожилые задумчиво пожимали плечами и отсылали в контору. В конторе никого не было — обед.

— Дома ты не ищи, его наши перевезли, а кузницу, наверное, продали, — поясняет брат. — Ты лучше думай о другом: это твоя родина. Смотри, запоминай.

Я смотрел, запоминал и вдруг… вспомнил:

— Так я уже бывал тут! Честное слово. Нас, студентов педучилища, привозили на эти поля на уборку. Господи, а я-то и не знал!.. Надо же…

Мы проехали село из конца в конец и на выезде из него брат спросил:

— Ну что, двинулись?

— Куда теперь?

О грибах я совсем забыл.

— Дальше… вслед за нашим домом.

Дорогой — через Верхние и Нижние Услы, Уразметово, Кызыльск — Эдик рассказал мне дальнейшую историю нашего дома и семьи.

Оказывается, корни наши не здесь, а где-то то ли на юге России, то ли в нынешней Украине, а тогда — Малороссии. В ходе Первой мировой войны, когда германская армия активно наступала, на восток, в глубь страны двинулись толпы беженцев. В одной из них и была наша бабушка Елена Даниловна (тогда еще, разумеется, совсем не бабушка!) со своими ребятишками и кое-каким прихваченным на скорую руку скарбом. Дед Андрей (тогда тоже совсем еще не дед!) воевал с немцами, со всем приходилось управляться одной. Пуще всего берегла детей, кузнечные инструменты и… скрипку мужа.

На одной из станций их запихали в товарный эшелон и высадили через много дней далеко от войны возле степного города Оренбурга. А это, считай, уже Башкирия.

Здесь прожили несколько лет — не в самом городе, а где-то поблизости, в одном из оврагов, вырыв в его склонах временные землянки. Много их тут было, бедолаг. Вместе страдали, вместе надеялись, вместе молились. Надеялись, что Господь их не оставит, ждали мужей-кормильцев, молились за победу.

Победы не получилось, но какое-то замирение состоялось, российская армия двинулась по домам, чтобы вскоре втянуться в новую войну — еще более жестокую, гражданскую.

Здесь, под Оренбургом, и нашел солдат Андрей Гизов свою семью. Можно ли представить, как он радовался, увидев всех живыми и здоровыми! Всех сберегла расторопная Елена, даже его любимую скрипицу и самое нужное из кузнечного хозяйства.

Было бы здоровье, можно было бы начать жизнь сызнова, но его-то, здоровья, как раз и не было: крепко и не раз был ранен на войне. Но жить-то надо…

Из сырой землянки, конечно, выбрались, обзавелись лошадкой и отправились на поиски нового пристанища и работы. О возвращении в родные края не могло быть и речи — там, как и здесь, на Урале, шла ожесточенная война, да и средств на такое путешествие не было.