Свет дня ослепил Жильбера, когда он вышел из дверей тюрьмы. Он скрестил руки на груди, поднял глаза к небу и воскликнул:

– Привет, о прекрасная свобода! Я видел твое рождение на другом континенте, так что мы старые друзья. Привет, о прекрасная свобода!

Улыбка доктора свидетельствовала, что для него и вправду не в новинку крики, которые издает народ, охмелевший от чувства свободы.

Несколько секунд он собирался с мыслями.

– Бийо, значит, народ одолел деспотизм? – спросил он.

– Да, сударь.

– И вы пришли сюда сражаться?

– Я пришел освободить вас.

– Выходит, вы знали о моем аресте?

– Сегодня утром мне об этом сказал ваш сын.

– Бедный Себастьен! Вы видели его?

– Да, видел.

– Он спокойно остался в пансионе?

– Когда я уходил, он вырывался из рук четырех лазаретных служителей.

– Он болен? У него горячка?

– Он хотел идти вместе с нами сражаться.

– А, – протянул доктор.

И его губы тронула торжествующая улыбка. Сын не обманул его ожиданий.

– Так вы говорили… – продолжал он расспрашивать Бийо.

– Я решил: раз доктор Жильбер в Бастилии, возьмем Бастилию. И вот она взята. Но это не все.

– Что же еще? – спросил доктор.

– Украли шкатулку.

– Шкатулку, которую я вам доверил?

– Да.

– Кто украл?

– Люди в черном, вошедшие в дом под предлогом, что они должны изъять вашу брошюру. Они арестовали меня, заперли в погребе, обыскали весь дом, нашли шкатулку и унесли ее.

– Когда это произошло?

– Вчера.

– Так, так… Есть явная связь между моим арестом и этой кражей. Одно и то же лицо приказало меня арестовать и украсть шкатулку. Узнав, кому потребовалось меня арестовать, я узнаю, кто велел похитить шкатулку. Где тут архив? – обратился доктор к тюремщику.

– На Комендантском плацу, сударь, – ответил тот.

– Друзья, в архив! – воскликнул доктор.

– Сударь, – остановил его тюремщик, – позвольте мне сопровождать вас или поручитесь за меня перед этими храбрецами, чтобы они не причинили мне зла.

– Хорошо, – сказал Жильбер.

И он обратился к толпе, которая взирала на него с любопытством, смешанным с почтением:

– Друзья мои, я ручаюсь вам за этого славного человека. Он исполнял свою должность, отпирал и запирал двери, но был мягок к узникам и никому из них не сделал зла.

– Ладно! – закричали со всех сторон. – Он может не бояться. Пусть спокойно себе идет.

– Спасибо, сударь, – поклонился тюремщик, – но если вы хотите в архив, то поторопитесь. Мне кажется, там уже жгут бумаги.

– Тогда нельзя терять ни минуты! – воскликнул Жильбер. – В архив!

И он устремился на Комендантский плац, увлекая за собой толпу, во главе которой, как всегда, были Бийо и Питу.

У дверей зала архива действительно пылал большой костер из бумаг.

К сожалению, первейшая потребность народа после победы – громить все, что попадет под руку.

Архив Бастилии был полон людьми.

Это был обширный зал, заставленный реестрами и планами; здесь в полном беспорядке хранились дела узников, всех тех, кто в течение почти целого столетия содержался в Бастилии.

Народ с яростью рвал эти бумаги, чистосердечно, надо полагать, веря, что, уничтожив тюремные книги, он сделает законным освобождение узников.

Жильбер вошел в сопровождении Питу и стал просматривать реестры, еще стоящие на полках; реестра за текущий год там не оказалось.

Доктор, вообще-то человек спокойный и сдержанный, раздраженно топнул ногой.

И тут Питу заметил одного из бесшабашных мальчишек, которые всегда участвуют в победах народа; он бежал к костру, таща на голове том, формой и переплетом напоминающий те, что перед этим перелистывал доктор Жильбер.

Питу погнался за ним и благодаря длинным ногам быстро догнал.

У мальчишки оказался реестр за 1789 год.

Переговоры были недолгими. Питу представился как участник штурма, сказал, что одному из узников нужен этот реестр, и мальчишка тут же отдал его, заметив:

– Ничего, сожгу другой.

Питу открыл реестр, перелистал и на последней странице обнаружил вот такую запись: