Шрифт:
– Нет, они ограничиваются тем, что только думают о подобных вещах, а так как при вас я позволяю себе думать вслух, то и сказал это… Теперь позвольте присовокупить, что я никогда не поверю, что вы взяли на себя труд приехать с улицы Плюме на улицу Варенн только затем, чтобы завербовать на ваш бал такого танцора, как я.
– Зачем же, генерал?
– Посмотрим, маркиза. Говорят, что самая искренняя мысль женщины – в постскриптуме.
– Итак, вы хотите знать постскриптум моего визита?
– Это мое пламенное желание.
– Вы хотите показать мне, что визит мой слишком продолжителен?
– Это был бы первый упрек, который я осмелился вам сделать за всю мою жизнь, маркиза.
– Берегитесь, граф, я, пожалуй, слишком возгоржусь.
– Это будет первый недостаток, который я в вас найду.
– О! Генерал, эти учтивости вы унаследовали по прямой линии от Людовика XV.
– Они явятся откуда хотите, если я узнаю, из какого источника исходит ваше приглашение.
– Однако, генерал, вы еще недоверчивее, чем о вас говорили.
– Послушайте, маркиза, я только в третий раз имею счастье видеть вас на протяжении последних полутора лет. В первый раз вы явились сделать мне признание, которое меня очень бы тронуло, если бы я мог ему поверить: граф Рапп якобы родился спустя двенадцать месяцев после смерти бедного маркиза де ла Турнелль и ровно через девять месяцев после поднесения мною вам первого букета.
– На девять или десять месяцев раньше, дорогой генерал.
– Девять или десять месяцев спустя, любезная маркиза.
– Согласитесь, что вы с каким-то особенным упорством приближаете наш союз.
– Согласитесь, что вы с непонятным для меня упрямством отдаляете его.
– Очень естественно со стороны матери.
– В таком случае, дорогой друг, зачем было так долго молчать о таком великолепном блаженстве, которое мне готовило провидение: о счастье иметь наследника, и сообщить об этом, когда я всего меньше мечтал о нем.
– Милый генерал, есть признания, которые очень дорого стоят женщине.
– И все препятствия исчезают, когда человек, которому не было доверия, возвращает себе прежнее состояние и положение…
– Конечно, дорогой генерал, было несколько щекотливо объявить вам о существовании сына в ту минуту, когда вы лишились всего и не могли ничего оставить ему, кроме вашего имени, правда, очень уважаемого, очень известного, но очень бедного.
– Маркиза, если вы пришли, как полтора года, или шесть месяцев тому назад уверять меня том, что наша связь началась с 1786 года, хотя я совершенно уверен, что это было в 1787-м, я скажу вам, что, во-первых, не далее как вчера я занялся проверкой чисел и нашел месяц и год первого букета, посланного вам, и, во-вторых…
– Что?..
– Мой брат – корсар и мой племянник – художник, которых я не считаю недостойными носить мое имя и наследовать мое состояние, получат то и другое. Довольно ли вам теперь, маркиза?
– Нет, генерал, потому что я вовсе не за этим приехала.
– Тогда зачем же, черт возьми, вы приехали?! – воскликнул генерал, и у него вырвался первый жест нетерпения: – Не для того же, чтобы предложить мне жениться на вас?
– Сознайтесь между нами, что вы меня любили настолько, что подобное предложение не могло бы вас особенно удивить.
– Готов сознаться, маркиза, но только между нами. Так вы для этого пожаловали? Что же вы раньше этого не сказали?
– А что бы вы мне ответили?
– Что я не нахожу отвратительным умереть старым холостяком, но буду чувствовать глубокий стыд, умирая в шкуре старого дурака.
– Успокойтесь, генерал, я не за тем приехала.
– Зачем же, тысяча громов… Ах, виноват, маркиза. Но, говоря по правде, вы способны ангела заставить отступить от двери рая, – генерал встал и начал ходить взад и вперед по комнате.
– Прекрасно! Вот теперь вы заговорили, как ваш брат корсар, – заметила маркиза.
– Значит, мы будем говорить о моем брате-разбойнике?
– Нет.
– Но о ком же тогда?
– Вы, конечно, слышали разговор, что граф Рапп…
– Опять к нему вернулись!
– Дайте мне кончить!.. Был приглашен к королю, и вас, конечно, интересует, с какой целью?
– Постарайтесь себе представить, что меня это не интересует.
– С целью пригласить нашего сына…
– Вашего сына!