И они не разрешают мне ехать к нему.

Первые пару дней я не то чтобы больна. Я хожу в школу и звоню его маме по сто раз на день. Кажется, ему лучше. Его мама разрешает мне говорить с ним по телефону. Все мы говорим «— Привет» и он снова начинает кашлять.

Я составляю список всего, что пропустила и работаю еще сильнее.

Я замечаю Скотта с другими девушками. Он слишком хорош для всего этого. Аморально — и то будет мягко сказано.

Он ловит меня на выходе из класса английского. В этом семестре у нас есть совместные занятия.

— Бет.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь на его голос, даже бровь поднять от удивления не могу.

— Слышал, он в больнице.

Я киваю.

— Мне очень жаль.

Я опускаю голову и ухожу.

Когда мне, наконец, удается вернуться, мама Дерека полностью без сил и оставляет меня дежурить. Он выглядит намного лучше, чем когда я видела его в последний раз. Он тянет меня к себе на кровать сразу же, как мы остаемся одни.

Это так естественно, когда его губы скользят по моему лицу и вниз к шее, а затем обратно к губам, отвечая на мой приоткрытый жаждущий рот своим сладким и мягким прикосновением. Он слаб и я не позволяю ему сильно напрягаться, но это заставляет меня задуматься. Тяжело ли вынимать катетер?

— Ты сводишь меня с ума. — Я целую его в ухо.

— Прости. Ничего не могу поделать.

— Насколько тебе лучше?

— Полагаю, что от этого я не умру.

Я начинаю заводиться, целую его долго и нежно, все сильнее прижимаясь к нему телом.

— Беда в том, — наконец, говорит он, — что лекарства, которые спасают мою жизнь, заставляют конечности неметь.

Я беру его руку и целую ладонь.

— Так что нет смысла на тебя нападать, потому что я все равно ничего не почувствую.

— Но я же почувствую. — Я начинаю раздеваться, но он останавливает меня.

— Прибереги это для Скотта, Бет. — В его голосе слышится жесткость, которая меня пугает. — Я многое должен ему за то, что он одолжил мне тебя на это время.

— О чем ты? — Я прижимаюсь к его груди. Он не знает о моем разрыве со Скоттом.

— Когда я уйду… — Гнев, боль и печаль всего в трех словах, которые никто из нас не признает.

— Прекрати. Ты поправишься.

— Бет, послушай…

— Нет. Все получится. Они вернут тебя в лист ожидания.

Все, что касается пересадки, злит меня. Даже какие-то курильщики есть в писке. Люди, которые намеренно изгадили свои легкие, а не мой Дерек. По предположениям все это слишком рискованно, так как после операции они должны давать ему слишком много иммунодепрессантов. Многие пациенты в постоперационный период заполучают какую-нибудь инфекцию. Если ты устойчив ко всем антибиотикам, ты умрешь. Но какова альтернатива? Они могли бы просто попытаться. Почему они думают, что его новые легкие не выдержат? Я этого не понимаю.

— Послушай. — Я рисую спирали на груди. — У меня двое легких с пятью здоровыми розовыми долями. — В конце концов, быть ходячим магазином весьма неплохо. Нужно быть мега высоким, чтобы рассматриваться на роль живого донора. — Можешь взять одну.

Он игнорирует меня. Дерек видел, как я читала книги, которые принесла его мама. Я перечитала их все по три раза. Если я отдам ему долю, то тогда нужен просто дядя или дружелюбный гигант, который подарит ему еще одну. Обычно они пересаживают доли маленьким женщинам и детям, которые имеют небольшую грудную клетку с небольшими легкими, но разве маленькие легкие для Дерека не лучше чем ничего?

— Я собираюсь пройти тестирование. Если ты не захочешь, отдам долю кому-нибудь другому.

— Никто тебя резать не будет.

Это трогает меня. Не могу больше говорить, иначе разорву обещание, данное ему. Не хочу, чтобы он знал, что у меня в горле стоит комок, который я не могу проглотить. Он оборачивает руки вокруг меня, и я расслабляюсь на его груди. Он засыпает, обнимая и успокаивая меня. Думаю, он знает.

Не хочу двигаться. Тогда он проснется. Но и спать я не могу. Что, если я ослаблю хватку и потихоньку выскользну? Я лежу, час за часом, слушая, как он борется с каждым дыханием. На протяжении всей ночи Мэг и другая медсестра заходят в палату так, словно меня нет. Это странно. Чего они мне не говорят? Они повышают ему поток кислорода, ставят новую капельницу, подключают питательную трубку к отверстию в животе и наблюдают за поступлением морфина.

Все вещи, которые поддерживают в нем жизнь, больше меня не пугают.

Сейчас я люблю его капельницу. Люблю трубку. Я должна нервничать из-за того, что они хотят разрезать его и вытащить легкие, но мое сердце только и делает, что мечтает приблизить этот момент. Оживите его. Перевезите в Торонто. Давайте сделаем это. Возьмите часть меня, если это поможет.

В четыре утра он перестает дышать.

Я жму на вызов и начинаю его трясти.

— Дерек. Ну же. Пожалуйста.

Впереди бригады несутся медсестры. Мэг отталкивает меня в сторону.