Шрифт:
— Порой жилету требуется помощь. Раньше я била бедного ребенка по сорок пять минут четыре раза в день, чтобы он отхаркивал всю гадость из легких. Даже представить себе не можешь, как ему это нравилось.
Чемодан с лекарствами стоит на кухне. Она открывает посудомоечную машину, а та полностью забита разными медицинскими штуками. Она вытаскивает оттуда пару кружек.
— Ты иди в душ, а я сделаю нам какао. — Она отправляет меня в комнату Дерека. — Не обращай внимания на беспорядок.
Я пробираюсь через его грязную одежду, останавливаюсь у его кровати и смотрю на отпечаток его тела. Рядом с кроватью стоит капельница, на которую накинута одежда. Его компьютер почти похоронен под завалом тетрадей и нот. По пути в ванную я ударяюсь пальцем ноги об утопленную в бардаке клавиатуру. Ванная довольно чистая. Его мама, должно быть, подготовила её для меня. Сомневаюсь, что Дерек оставил тут чистые полотенца и положил их на полочку, когда в последний раз был здесь.
Я снимаю позаимствованную одежду и залезаю в душ. От горячей воды я чувствую себя лучше. Я вся в слезах, поту и соплях, прилипших ко мне за все это время. Волосы в лаке из-за прически для выступления. Я нахожу еще шпильки, когда мою голову его шампунем. Я намыливаюсь его мылом и втираю, пока по телу не проходит покалывание от чистоты, затем все смываю. Его запах задерживается на моей коже, даже после того, как я вытираюсь полотенцем.
Мои джинсы были в сумке, так что я достаю их. Перед этим надеваю нижнее белье. Не совсем мой стиль, но то, что я носила, еще хуже. Лифчик выглядит нормально, но розовая футболка испачкана и покрылась коркой. Боже. О чем я только думала? Я заимствую белую футболку у Дерека из сложенной на комоде стопки. Его мама ничего не говорит по этому поводу, когда я возвращаюсь.
Мои волосы сохнут и завиваются, пока я сижу в кухне и попиваю какао с зефиром.
Его мама наклоняется над дымящей кружкой.
— Расскажи мне, как вы познакомились. Ну и все остальное. Если я спрошу Дерека, он только проворчит.
Я дую на какао и пытаюсь понять с чего начать.
— Пожалуйста? — Её брови взмывают вверх. — Все, что говорят о матерях неправда. Мы не ненавидим девушек своих сыновей. Неряшливых — может и да. Но в основном мы в восторге и немного в шоке, когда замечательная девушка любит твоего сына. И я благодарна, Бет.
— Я не замечательная.
— Уверена в обратном. У Дерека хороший вкус.
Я хлюпаю намного громче, чем предполагалось, пытаясь поймать зефирину, и мы смеемся.
— Думаю, все началось с Мэдоу.
Я говорю ей о страхе сцены Мэдоу и как я заняла её место. Об ужасном макияже. О Дереке на горной вершине и о том, что он уже тогда узнавал мой голос. О том, как он шел за мной и обнаружил на скамейке. Она кивает головой, когда я объясняю свои генетические проблемы, понимая мою боль, как никто другой кому я уже об этом говорила.
— Тебе в этом повезло. Мы ничего не знали, пока Дереку не поставили диагноз. Я хотела полный дом детей, но риск…
— Знаю. — Наши глаза встречаются. — Это ужасно. Дерек был… невероятно понимающим.
На меня накатывает, и руки начинают потеть. Даже кружка какао, которую я держу, не помогает. Я ставлю её и откидываюсь на спинку стула.
Его мама улыбается и качает головой.
— Маленький беспринципный дьяволенок.
— Нет. — Как объяснить, как много для меня это значило? — Я никогда не была привлекательной для таких парней как он, все наоборот меня оскорбляли. Тогда врачи сказали, что они правы. Я на самом деле чудовище.
Она качает головой и взбалтывает свой какао.
— Потом появился прекрасный парень, который успокаивает меня пока я плачу. Когда он поцеловал меня, весь мир перевернулся. Я уже не буду прежней. Муковисцидоз? Что это меняет?
Выходит очень слезливо, когда я рассказываю ей, как волшебно было в Лозанне, как я испугалась, когда все закончилось, и какое облегчение испытала, когда увидела его на байке, пока он не взял меня прокатиться. Я смотрю на все признаки его состояния вокруг нас.
— Теперь я знаю, почему он держал меня на расстоянии.
— И почему он не сказал мне о тебе.
— Куда мы поедем отсюда?
— Я поеду усмирять учебное учреждение. А ты усмирять его.
— Ему не нравится, когда я командую.
— Я не об этом. Он хочет жить. Ради тебя. Хочет жить с тобой. Дай ему надежду. Дай битву. До тех пор, когда они его спасут.
Мое сердце сжимается, но я смотрю на неё и киваю.
— Хорошо. Это не так уж и сложно.