— Да это мы за истинное равенство! И свободу. Вы же отнимаете у людей эту свободу. Разве моя первая жизнь принадлежит не мне? Разве не имею я права расстаться с ней, если того пожелаю?

— Ваша жизнь принадлежит государству! Обществу! И прекратите демагогию. Вас интересуют вовсе не самоубийства, а убийства. Чтоб такие подонки, как вы, могли безнаказанно ходить и забирать у людей первую жизнь. И не надо тут прикрываться народом — вы его мнения не спрашивали.

— Не спрашивал?! — взорвался парень. — Не спрашивал?!

— Нет! — отрезал депутат. — А хотите узнать мнение народа, так…

Тут он стал озираться в поисках того, кто бы мог это мнение выразить, и наткнулся взглядом на Бориса, который испуганно вжался в барную стойку, словно был загнан в угол.

— Вот! — закричал депутат и подбежал к нему. — Вот народ!

Тут он пошарил глазами по груди Бориса и, не найдя значка, продолжил:

— Вот вы! Вы скажите. У вас, как я погляжу, две жизни — редкий случай по нынешним временам.

Оператор перевел камеру на Бориса, и все, как по команде, повернули головы к двоежизнцу.

— Скажите, — продолжал вещать депутат. — Вот вы хотите, что такие подонки, как вот эти, отобрали у вас первую жизнь где-нибудь в темном переулке?

Борис испуганно забегал глазами.

— Нет. Не хочу. Я вообще против насилия в об…

— Вот! — закричал депутат и почему-то вздернул руку Бориса, как будто тот был победившим боксером. — Вот! Не хочет народ, чтоб у него в темном переулке отбирали первую жизнь.

— Да и вторую не надо отбирать, — робко заметил Борис. — Насчет самоубийств я, конечно, не знаю — вопрос спорный. Но…

Тут он набрался смелости и посмотрел в сторону группы от партии «Жажда Жизни».

— Как же вы можете вот так бороться против… двоежизнцев? Это ведь такое чудо. А вы… — Он почувствовал, что окончательно осмелел — возможно, от пива, которое ударило в голову.

— Я за вас голосовать ни в коем случае не буду.

— Вот! — радостно воскликнул депутат.

— Я за «Партию жизни» лучше проголосую.

— Вот! — снова обрадовался депутат.

— Подождите, подождите, — нахмурился парень в кепке. — Что значит против «двоежизнцев»? Вы что-то путаете. Мы-то как раз за свободу двоежизнства. И того, чтоб такие люди были. Да, издержки подобной свободы есть. Но у любой свободы есть недостатки.

— Ничего себе издержки! — возмутился Борис.

— Вот! — выкрикнул депутат.

— Да погодите вы воткать! — поморщился парень. — Да, издержки. Это издержки свободного общества, где каждый имеет право сам решать, отдавать ли ему свою первую жизнь или нет. А то, что это ведет к насильственному отбиранию первой жизни, так что ж делать? Свобода — это всегда палка о двух концах.

— Ну, знаете! — сказал Борис и демонстративно отхлебнул пива, хотя сделать это пришлось левой рукой, потому что правую по-прежнему держал депутат. Выглядело это диковато, но выдергивать руку как-то не хотелось.

— А равенство, — не успокаивался парень, — простите, в чем заключается? Разве равенство не в том, что все люди равны?

— Ну это, простите, какое-то дикое равенство, — сказал Борис, обтерев губы рукавом и все-таки высвободив руку из пальцев депутата. — Так можно сказать, что и в джунглях все равны, но мы же цивилизованные люди…

— То есть вы считаете, что, если у всех отбирать первую жизнь насильственно и сразу, это и есть равенство?

— Я этого не говорил, — неуверенно возразил Борис, немного запутавшись.

— Ха! — хохотнул парень — А голосовать идете за «Партию жизни»?

Борис окончательно смутился.

— А при чем тут… эээ…

— Так это они на следующей неделе собираются принять закон, по которому во избежание насильственных первых смертей всех будут превентивно лишать первой жизни в раннем детстве.

— Не понял.

Борис повернулся к депутату за разъяснениями.

— Ну да, — нисколько не смутился тот. — Мы именно за это. Вы, товарищ, какой-то странный. Сами путаетесь и всех путаете. Мы действительно собираемся принять этот закон.

Он снова обратился к парню в кепке:

— И будьте уверены, примем его до того, как вы и подобные вам проберутся в Думу.

— То есть вы собираетесь убивать людей в детстве? — ужаснулся Борис.

— Почему в детстве? Сразу после рождения. Человек даже не запомнит ничего. Очень гуманный закон.

Он снова посмотрел на парня в кепке, адресуя ему последнее предложение.

— Процесс, который регулирует государство, а не улицы, полные такой мрази, как вы.

— Ха! — не найдя лучшего контраргумента, выдал парень.