– Ты знаешь, как разбит я прямо сейчас? Я имею виду, я разочарован, очевидно … но в то же время, я отчасти влюблен в тебя еще больше за твою придирчивость, несмотря на все то, что произошло.

– В самом деле?
– она сдвинулась так, что я мог положить голову ей на грудь.
– Моя дотошная и осторожная природа это то, что ты любишь?

– Есть так много вещей, чтобы любить, тебя Сэйдж. Кому нужно их отслеживать?

Как печально, поскольку физическое ощущение было неожиданно прервано, так что я нашел себя купающмся в этом раннем ощущении блаженства, которое нашел рядом с ней. Хочу ли я заняться сексом? Конечно, но еще больше я хотел - ее присутствия, ее смех, ее душу.

Беспокойные гормоны в моем теле скоро успокоились, и я нашел для себя больший экстаз просто лежать у нее на руках. И когда после этого она вскоре задремала, у меня было чувство восполнить мое упущение и собраться в аптеку, возможно тогда, от того что она сказала, мне стало бы лучше.

Вернуть ее обратно в полном здравии было самым важным, и сейчас я был уверен что отдых и конфеты были лучшим способом помочь.

Что касается меня, я был слишком беспокойным. Часть заключалась в том, что я весь день был с ней. Другая часть, что как и раньше, мне это казалось сном.

Я любил лежать с ней в обнимку, но через некоторое время я осторожно выскользнул из постели и подогнул одеяло вокруг нее. Несколько мгновений я изучал ее нежным взглядом, затем выключил свет и выполз в гостиную, осторожно, чтобы не потревожить ее, закрывая за собой дверь.

Я обосновался на кушетке вместе с конфетами и включил телевизор, убавив громкость до минимума. Нужно было разобраться в запутавшихся мыслях. Я знал, Сидни, несомненно, придумала бы куда более умные планы, чем я, но не думать о будущем я тоже не мог.

Куда мы пойдем? Будем ли мы там в безопасности? И будем ли мы с Маркусом или самостоятельно, что именно мы будем делать с нашей жизнью? Мы столько энергии потратили, когда были вместе, что почти не остановились, чтобы обсудить то, что мы действительно делаем - мы поставили себе непростую задачу. Один из наших диковинных планов побега? Колледж для нее?

Жить неизвестно где? Бороться за свободу с мороями и бывшими алхимиками?

Для вас там не будет никакого мира, прошептала тетя Татьяна, в одном из ее более антагонистических настроений. Нет мира для тебя и твоей человеческой девушки. Это было ошибкой.

Нет, сказал я ей. Мы сделаем это. Мы должны.

Тогда как? спросила она.

У меня не было никаких ответов после просмотра телевизора больше часа, и я решил поспать, когда я услышал крик из спальни. В одно мгновение, я вскочил с дивана, и помчался в сторону спальни.

Я распахнул дверь и бросился на свет, призывая в себе силу духа, чтобы напасть на алхимиков, которых, как я ожидал, увидеть сквозь окно.

Но там не было никого, кроме Сидни, сидящей на кровати, и ее пронзительных криков в ночи. Я отпустил дух и поспешил на кровать, притягивая ее к себе. К моему изумлению, она набросилась на меня.

– Нет! Нет! Не трогайте меня!

– Сидни, это я, - сказал я, пытаясь поймать ее руки и удержать ее от причинения настоящего вреда. Даже полусонная, она, по-видимому, не забывала уроки нашего старого общего знакомого, учителя по самообороне, Малахии Вульфа.
– Ничего страшного. Ты в порядке. Все хорошо.

Она продолжила отбиваться еще сильнее, и в скудном свете я смог разглядеть неистовый ужас в ее глазах. Наконец, она перестала молотить руками и признала свое поражение. Сидни спрятала лицо у меня на груди и начала плакать - не задумчивыми слезами или слезами любви, как когда она встретилась с Эдди или увидела плачевное состояние Прыгуна. Это были настоящие рыдания, сотрясавшие все ее тело и делавшие речь несвязной, не важно, сколько я пытался узнать в чем дело и окружить ее как можно большим комфортом. Я не мог сделать ничего, но продолжал сжимать ее в объятиях, поглаживая ее волосы и ожидая, когда она придет в себя. Когда она успокоилась, прерывистые рыдания все еще мешали ей говорить.

– Я… Мне показалось, я вернулась назад, Адриан. На переобучение. Когда я проснулась, здесь было так темно… Как там - я имею ввиду прежде, чем меня допустили к другим. Когда я была там, там не было никакого света. Они буквально держали меня во мраке. И было больно вновь увидеть свет, когда я вышла. Три месяца, Адриан. Три месяца они держали меня в клетке меньшей, чем наша ванная здесь, в полной темноте. Я думала, я справилась с этим… взяла под контроль. Я думала, я сильнее этого… Но когда я проснулась, а тебя рядом не было, и я не могла ничего увидеть в темноте…

Она снова разрыдалась, и все, что я мог сделать, это не показать мои собственные эмоции. Конечно, мне было горько за нее. Горько и больно, что она пережила такое.

Но в то же время я был зол, так зол, что, если бы я знал что-нибудь об этом раньше, я бы вернулся туда вместе с Шанталь,- чтобы она смогла покончить с Шеридан.

Я не выказывал оскорбления или даже сильной злости, но гнев горел во мне из-за того, что алхимики могли бы сделать это кому-то настолько яркому и блестящему, кто служил им так верно и продолжал бы это делать, если бы был способ для нее сделать таким образом, чтобы быть верным своему сердцу. Они пытались ее сломать - не только ее мысли, но и ее саму.