— Да, да, — продолжала Мари, — я вам верю, сейчас вам приходится нелегко; но, мой друг, проявите хоть немного доброй воли, мужества и решимости! Вам надо только прислушаться к моему совету — со временем вы справитесь с вашим чувством. Если для вас лучше, чтобы я уехала, я уеду.

— Вы уедете! Вы расстанетесь со мной! Нет, нет, никогда! Мари, не бросайте меня; так и знайте: в тот же день я последую за вами, куда бы вы ни отправились. О Боже, что станет со мной, если вас не будет рядом? Нет, нет, нет, не уезжайте, Мари, заклинаю вас!

— Хорошо, я останусь; но только затем, чтобы помочь вам исполнить все то мучительное и тяжелое, что требует от вас долг; но когда вы выполните свой долг, когда вы будете счастливы, когда вы женитесь на Берте…

— Никогда! Никогда! — прошептал Мишель.

— Да, да, мой друг, ибо Берта больше, чем я, подходит вам в жены; ее любовь — клянусь вам, так как знаю, о чем говорю, — сильнее, чем вы даже можете предположить; ее сила чувств, которой, увы, не обладаю я, поможет справиться с той любовной лихорадкой, какая снедает вас; она убережет вас от шипов, какие встретятся на вашем жизненном пути и какие вы сами, возможно, не смогли бы избежать. И, поверьте мне, вы будете щедро вознаграждены за принесенную жертву.

Когда Мари произносила эти слова, она изо всех сил старалась казаться спокойной, в то время как ее сердце отчаянно билось в груди, и только бледное лицо выдавало ее волнение.

Что же касалось Мишеля, то он слушал Мари словно в бреду.

— Не говорите мне таких слов! — воскликнул он, когда она замолчала. — Неужели вы думаете, что своими чувствами можно управлять так же легко, как инженер направляет воды реки по новому руслу или как садовник подвязывает виноградную лозу, решая за нее, по какой стене ей виться? Нет, нет; я вам еще раз говорю, и повторю, если понадобится, еще сотню раз, что люблю только вас, Мари! При всем своем желании я бы не смог полюбить другую женщину! Но у меня вовсе и нет такого желания! О Боже, — продолжал молодой человек, заламывая в отчаянии руки, — что же со мной будет, если вы выйдете замуж за кого-то другого?

— Мишель, — ответила с жаром Мари, — если вы сделаете то, о чем я вас прошу, клянусь всеми святыми, что, раз я не могу соединиться с вами, я не буду принадлежать никому другому, кроме Бога! Я не выйду замуж, вся моя привязанность и вся моя нежность будут обращены только к вам; и эти чувства не будут похожи на простую земную любовь, которая со временем может потускнеть или исчезнуть по какой-то нелепой случайности, вы получите взамен истинную любовь сестры к своему брату и ничто не способно будет разрушить ее; вы получите взамен признательность, которую я буду испытывать к вам до самых последних дней, ибо именно вам я буду обязана счастьем своей сестры и за вас буду молиться всю оставшуюся жизнь.

— Однако, Мари, ваша привязанность к Берте неоправданно велика, — возразил Мишель, — вы только о ней и заботитесь и даже не подумали о том, что навсегда обрекаете меня жить с женщиной, которую я не люблю. О Мари! Какая жестокость со стороны человека, за кого, не задумываясь, я бы отдал свою жизнь, просить меня то, с чем я не смогу смириться…

— Нет, мой друг, — настаивала девушка, — если вы сделаете то, о чем я вас прошу, это будет означать одно: вы смиритесь с судьбой, выбранной для вас на Небесах, и вам несомненно будет засчитан ваш благородный и великодушный поступок; вы смиритесь, и это произойдет потому, что вы поймете: Бог не останется равнодушным к вашей жертве и поощрит вас, и этим вознаграждением будет счастье двух бедных сирот.

— О, прошу вас, Мари, — в отчаянии воскликнул Мишель, — прекратите!.. О! Теперь я понимаю: вы не знаете, что такое любовь. Вы просите отказаться от вас? Но знайте, что вы — мое сердце, моя душа, моя жизнь; вы просите, чтобы я вырвал из груди сердце, убил свою душу, но мне лучше умереть, чем отказаться от своего счастья! Вы для меня словно дневной свет, а без него я ничего не смогу различить вокруг, и, если вы откажетесь освещать мой путь, я тотчас же окажусь в жуткой темной пропасти! Клянусь вам, Мари, с той самой минуты, когда я вас увидел, с того самого мгновения, когда я почувствовал прикосновение ваших прохладных рук к моему окровавленному лбу, вы стали моим вторым «я» и все мои помыслы теперь связаны с вами, вы вошли в мою жизнь и стали ее частью, и, если бы мне пришлось вырвать вас из моего сердца, оно тут же перестало бы биться, словно лишенное притока крови… Вы же видите, что я не в силах поступить так, как вы хотите!

— И даже, — воскликнула в отчаянии Мари, — несмотря на то, что Берта вас любит, а я вас не люблю?

— Ах, Мари! Если вы меня не любите, если у вас хватит смелости сказать мне, положа руку на сердце и не отводя глаз: «Я вас не люблю» — для меня все будет кончено!

— Что вы понимаете под словами «все будет кончено»?

— О Мари, об этом нетрудно догадаться. Клянусь звездами, сияющими на небосклоне и видящими, как чиста моя любовь к вам, клянусь Богом, знающим, что моя любовь к вам бессмертна, клянусь вам, Мари, что ни вы, ни ваша сестра меня больше не увидите.

— Несчастный, о чем вы говорите?

— Я говорю о том, что стоит мне только переплыть озеро, а это займет от силы минут десять, оседлать коня, ожидающего меня в ивовых зарослях, пустить его в галоп, доскакать да первого поста, на что потребуется еще минут десять, и сказать солдатам: «Я — барон Мишель де ла Ложери» — то не пройдет и трех дней, как меня расстреляют.

Мари не смогла сдержать вырвавшегося из груди крика.

— Я так и поступлю, — добавил Мишель, — клянусь звездами, светящими нам с небес, и Богом, удерживающим их у своих стоп.