— К распятию! К распятию! — крикнул ему Куцая Радость. — Именно там мы и примем смерть!

— Да, — глухим голосом ответил Триго, услышав, что его друг заговорил о смерти, и опустил свою дубинку на голову солдата, который тут же свалился замертво.

Затем, выполняя полученный приказ, он попятился к кресту, чтобы, по возможности, прикрыть товарища своим телом.

— Тысяча чертей! — воскликнул капрал. — На каких-то двух попрошаек мы потратили столько времени, патронов и понесли такие тяжелые потери!

И, потянув за уздечку и одновременно больно пришпорив коня, он заставил его сделать мощный прыжок и настигнуть вандейцев.

Конь ударил Триго головой в грудь; удар был настолько силен, что великан упал на колени.

Всадник воспользовался его падением, чтобы рассечь Куцей Радости голову.

— Сбрось меня к подножию распятия и спасайся, если сможешь, — приказал прерывающимся голосом Куцая Радость, — мне уже крышка.

И он начал молитву:

— Господь, прими мою душу!..

Однако колосс больше не слушался своего товарища; от ярости и потери крови у него закружилась голова. С нечеловеческим криком, похожим на рев загнанного в клетку льва, с глазами, всегда тусклыми и бесцветными, а теперь метавшими молнии, с открытым в грозном оскале ртом, он был похож на разъяренного тигра, готового ответить раной за рану. Лошадь в своем броске оказалась на несколько шагов впереди вместе со своим всадником, который рассек голову Куцей Радости. Триго не мог до него дотянуться. И тогда, раскрутив свою палицу и определив на глазок расстояние, отделявшее его от егеря, он запустил ею во всадника, и она полетела со свистом, словно посланная из катапульты.

Подняв коня на дыбы, егерь уклонился от дубинки, но лошадь получила сокрушительный удар по голове.

После нескольких конвульсивных движений в воздухе передними копытами она повалилась на спину, увлекая за собой своего всадника.

Из груди Триго вырвался еще более страшный крик, чем тогда, когда он почувствовал боль. Нога всадника оказалась зажатой под конем. Вандеец бросился на него, освободил солдата им же рассеченной рукой и, схватив за ногу, притянул его к себе; затем раскрутил его в воздухе, как ребенок пращу, и со всей силой ударил о распятие.

Залитый кровью византийский камень покосился.

Крик ужаса, взывавший к мести, пронесся над отрядом синих; однако нечеловеческая сила Триго отбила желание солдат приближаться к нему на близкое расстояние, и они стали перезаряжать свои ружья.

Тем временем Куцая Радость громко произнес: «Аминь!» — и отдал Богу душу.

Почувствовав, что его любимый хозяин мертв, Триго уселся у подножия распятия, словно приготовления солдат его вовсе не касались, отвязал тело Куцей Радости и положил к себе на колени так, как поступила бы мать с телом своего умершего ребенка; заглянув в мертвенно-бледное лицо своего друга, он вытер с него кровь рукавом, в то время как горькие слезы, которые это бесчувственное ко всем жизненным невзгодам существо проливало впервые, стекали, перемешавшись с кровью, по его щекам, помогая ему выполнить последний долг так, как он себе его представлял.

Оглушительный залп, две новые раны, приглушенный звук трех или четырех пуль, попавших в труп, который Триго держал на руках и прижимал к груди, вывели великана из состояния горестного оцепенения.

Он встал во весь рост. И в ответ на это движение солдаты, решившие, что он бросится на них, натянули поводья, и волна дрожи прокатилась по их рядам.

Но нищий даже не взглянул в сторону врагов; они его больше не интересовали. Он думал только о том, как бы найти средство, которое помогло бы ему не расстаться с другом и после смерти, и, казалось, искал место, где он мог обрести уверенность в том, что там они останутся неразлучны навеки.

И он направился в сторону Мена.

Триго шагал, не сгибаясь, твердой и гордой поступью, невзирая на многочисленные раны и кровь, которая сочилась из пяти или шести пулевых ранений и струилась по его телу на землю, оставляя позади кровавый след. И пока он шел к берегу реки, ни одному солдату не пришло в голову остановить его; дойдя до места, где высокий берег нависал над непривычно спокойными черными водами реки, что говорило о том, насколько в этом месте было глубоко, он крепко обнял труп несчастного калеки; затем, по-прежнему прижимая своего друга к груди, собрал последние силы и, не произнося ни одного слова, бросился вниз.

Вода с шумом приняла это огромное тело, брызнув в разные стороны, и тут же поглотила его и еще долго бурлила над тем местом, где скрылись Триго и его товарищ, затем, широкими кругами дойдя до берега, затихла.

На берег высыпали всадники. Решив, что нищий бросился в воду, чтобы добраться до противоположного берега, они приготовились выстрелить, как только беглец всплывет набрать воздуха в легкие.

Но Триго так и не появился на поверхности воды. Его душа соединилась с душой единственного существа, которое он любил на этой земле, и их тела покоились на ложе из камыша, покрывавшего дно речной пучины.